Аттестат зрелости - стр. 77
Молодые люди приближались на мотоцикле к дому Шахара. Тот уже не огорчался из-за отзыва Даны о своем эссе. Так или иначе, оно являлось пусть его первым, но необходимым опытом. Когда он поступит в универ, то непременно понесет его на кафедру, предварительно улучшив и увеличив в объеме, но прежде – примет с ним участие в областном конкурсе на лучшую школьную работу.
Воображаемые картины будущего успеха придавали юноше столько бодрости и энергии, что ему не терпелось поскорей домой, где его и его девушку ждали уединение, сытный обед и широкая кровать. Сегодняшний день он решил сделать праздником для них обоих.
Галь же, сидевшая позади друга, крепко держась за его плечи, напротив, пребывала в унынии, думая о своем. Ей абсолютно не понравилось обращение Шахара с ней в присутствии Даны, и впервые в ее сердце шевельнулась ненависть к амбициям горячо любимого парня. Кто знал, куда заведет его эта дорога! Наверняка подальше от нее, от их гармоничных отношений, и вызовет отчуждение между ними. От острого чувства досады и горечи Галь хотелось кусать себе локти. Тем не менее, каким бы подавленным ни было настроение девушки, ей не хотелось упускать возможности развеять свою тоску с любимым.
Когда они поднялись в квартиру Шахара, Галь сама прошла в кухню, открыла холодильник, и они с Шахаром выпили по стакану прохладительного напитка, после чего отправились в его спальню. Стоял ясный послеполуденный осенний час. Мягкие солнечные лучи вливались через окно в его по-мужски уютно обставленную комнату, золотили рой пылинок над плюшевым темным постельным покрывалом и отражались в настенном зеркале.
– Ты знаешь, – сказал парень, – наши пляжные фотки уже готовы. Вчера мы с родителями их смотрели, всем нам очень понравилось. То был чудный денек! Сейчас покажу.
Он шустро чмокнул ее в губы, достал из шкафа альбом и начал листать его перед глазами Галь. Видя ее хмурость, но не понимая, что происходит, он пытался расшевелить ее объятиями сзади, быстрыми поцелуями в шею и за ухом, поглаживаниями по рукавам облегающего свитера. Но девушка оставалась такой же холодной и замкнутой. Она критически рассматривала альбом, находя всевозможные изъяны в изображениях, которые Шахар разложил на смежных страницах, свои напротив ее.
– Тут ты темный, – констатировала она, тыча в снимок друга на камнях, – а я, напротив, вся засвеченная, словно обсыпанная песком.
– Ну, что поделаешь, – оправдывался Шахар. – Так получилось.
– А вот здесь меня, на фоне эвкалиптовой рощи, практически не видно, – заявила заядлая девушка.
– Какая ты придирчивая! – возмутился Шахар. – По-моему, и это совсем не страшно. Почему ты всем недовольна?
– Фотографии – фрагменты нашей жизни, их нельзя зачеркнуть, – вспылила Галь. – Значит, такими ты видишь нас? Такою видишь ты меня?
– Ты о чем, Галь? – изумился Шахар Села.
Галь не ответила, устрашившись своего выпада: вдруг Шахар превратно поймет его? Прикусив язык, она продолжила смотреть альбом, и, не найдя в нем кадра, что должен был копировать ее знаменитую фотографию, спросила, почему он не был проявлен.
– Да вот же он! – раздраженно воскликнул Шахар, указав на письменный стол.
Галь кинулась к столу, и с увидела с ужасом, что дилетантский снимок Шахара занял законное место профессионального, и даже стоял в другой рамке. Сам по себе он выглядел вполне ничего, но и близко не напоминал того, что посулил ей такие редкостные возможности.