Атомные шпионы. Охота за американскими ядерными секретами в годы холодной войны - стр. 15

Ни отец, ни мать не могли сладить с Гарри. Самуил так и не научился правильно говорить по-английски, что несколько понизило его авторитет в глазах мальчиков, ведь они овладели языком автоматически. Мистер Голд довольно много беспокоился из-за своей работы, поскольку профессия мастера-мебельщика сдавала позиции перед наступлением фабричного производства. Иногда ему приходилось браться за неквалифицированную работу ради пропитания семьи. Лишь когда он, в конце концов, нашел работу, которая казалась ему надежной, – изготовление шкафчиков для патефонов в Кэмдене, штат Нью-Джерси, для продажи по всему Делавэру, он почувствовал, что снова обрел родину в новой стране, но и тогда он в основном возлагал воспитание детей на плечи жены. Циля Голд, невысокая, добродушная женщина, была энергичной и бережливой домохозяйкой, патриотичной гражданкой, матерью, которая заботилась о делах общины, занималась благотворительностью и во время войны даже отказалась взять дополнительные продуктовые карточки от соседа. Она учила соседских детей ивриту, а собственных детей – делиться игрушками и молоком со сверстниками, которым повезло меньше.

Гарри научился избегать других детей, которые часто проявляли жестокость после мягкого обращения, однако он вечно тащил в дом бродячих кошек и собак, чтобы их накормить. Постоянный питомец мог бы пойти на пользу Гарри, но в тесной квартирке без горячей воды не было возможности его держать. Циля постоянно дрожала над Гарри и, вероятно, понимала его не хуже других, но и вся ее любовь и забота не могли добраться до самого сердца его проблем.

То ли сыграло роль плохое питание, то ли нет, неясно, но, какова бы ни была причина, Гарри вырос не таким высоким, как предполагал рост его родителей. Он был толстым, низеньким, физически слабым, буквально не обладал чувством юмора и не умел угодить другим детям, хотя обычно ему удавалось произвести некоторое впечатление на взрослых.

Никто не назвал бы Гарри Голда красивым мальчиком с его смуглой, почти темной кожей, скошенным лбом и нервным взглядом. Природа одарила его длинными ресницами и голливудскими бровями – теми романтичными высокими дугами, которые рисовали себе актрисы на слое театрального грима, но они не были рассчитаны на то, чтобы нравиться разноязычным хулиганам из ближайшей округи. Все дети в каком-то смысле дикари; Гарри мог бы произвести впечатление на товарищей по играм, если бы умел искусно играть, но он считался размазней даже в стеклянных шариках. Деревенский паренек мог бы найти себе утешение в прогулках по лесу, но в том районе Южной Филадельфии, где жил Гарри Голд – возле Пятой улицы и Шанка, – было опасно удаляться далеко от дома. Гарри привык оглядываться при ходьбе и бояться улицы. Не имея совета и поддержки со стороны старшего брата или более сильного или хитрого друга, он сидел дома, когда только мог, инстинктивно ища у матери защиты и компании.

Его мать делала все, что могла; она подбадривала его и кормила сластями. Поскольку Гарри рано открыл для себя чтение, она решила, что ему на роду написано стать ученым. Она поддерживала его интерес к книгам, думая, что если он получит хорошие оценки в школе, если окажется смышленым в науках, если научится хорошо говорить и писать, то в конце концов посмеется над задирами. Она постоянно говорила это ему. В смысле приобретения друзей или общения с хулиганами на школьных переменах мамин совет отдавал привкусом пустых надежд; и тем не менее Гарри его принял. Что же касается некоторых предложений матери насчет религии, то Гарри никогда не бунтовал; он просто не видел в ней смысла и выражал это хотя и мягко, но вполне отчетливо.