Размер шрифта
-
+

Атаманова казна - стр. 37

– Командир, плохое началось.

– Что не так, Аюпов?

– На поводок нас взяли, командир. Плохие люди следом идут. Думаю, на хуторе беда случился.

– Объясни. – Туманов уже относился к необычным способностям Юсупа с определенной серьёзностью.

– Думаю, к наш старик плохие люди пришли. И есть там человек, который много знает и умеет. Чёрный воин. Он наш след увидел.

– Как такое возможно, Юсуп? Мы убрали все следы, я лично проверил.

– Убрали, да. Толк не всё. Жили долго, много следов мусор осталась: стриглись-брились, мылись. Если что нашёл этот человек – тепер наш след будет видеть, как… как компас, вот. Тепер всегда будет знать, в какой стороне мы идём.

– И как ты это узнал?

– Как узнал? Да вот же, видишь прозрачный облак над нами? – Аюпов чуть скосил глаза вверх, – Видишь?

– Не вижу ничего, – Туманов осторожно осмотрел небо.

– Ну, я вижу. Я это умею, командир. Плохой знак.

– Ты же не шутишь, Юсуп?.. – спросил Туманов без особого смысла, уже понимая, что теперь придётся проверять всю эту полумистическую информацию самому.

– Э, самый время для такой шутка, командир. Зачем так скажешь?

А что ещё тут можно было сказать? Туманов вздохнул и недолго поразмыслив отдал команду усилить дозор, и оставаться на месте до его прибытия. Сам же, взяв с собой Аюпова и Шайдавлетова, решил вернуться на хутор и разобраться с происходящим на месте.

Двадцать вёрст уже пройденного маршрута преодолели к исходу ночи, и с рассветом осторожно, пешим порядком, подобрались к хутору, оставив лошадей в полуверсте. С северной стороны далеко, на грани слышимости, рокотала канонада – судя по всему, фронт начал откатываться от Казани на юго-восток. Понаблюдали за хутором, не выходя из леса. Никакого шевеления. А уже светло, в открытом настежь сарае мычит корова, видимо не доеная. Двери и окна в избе тоже нараспашку. Плохо. Оставив казаков на месте, обошёл хутор лесом, и с обратной стороны, на стене бани увидел хозяина. Вернее то, что от него осталось… В разорванном почти надвое, окровавленном обнажённом теле, растянутым за ноги и висящим вниз бородатой головой, узнать Осипа Ивановича было невозможно, но… просто некому больше было тут висеть. Запёкшаяся кровь и хоровод из мух. Прислоненная к стене двуручная пила, бурая от крови и налипших внутренностей. На белой, известковой, бревенчатой стене кровью начертан серп и молот: совдепия и красный террор…

Перебежкой преодолел расстояние до бани, скользнул к сараю, прикрываясь от избы створкой распахнутых ворот, заглянул внутрь. Через щель брёвен луч восходящего солнца падал на Ефросинью Савельевну. Она была подвешена за вывернутую шею, с синюшным лицом, прикусив далеко высунутый язык, сдёрнутая от пояса вниз кожа висела нелепо спущенными штанами… В углу сарая натужно мычала корова, кося на хозяйку налитыми кровью глазами и ритмично ударяя рогами в закрытую калитку хлева. Туманов рывком подскочил к углу избы, держа наготове наган. От леса к противоположному углу метнулись две фигуры, охватывая избу в клещи. Оттолкнувшись от заваленки влетел в раскрытое настежь окно, крутанувшись в центре помещения в поисках цели. Увы, никого не было в разграбленной избе. Перевернутые лавки, смятый самовар, разбитая посуда, открытый и выпотрошенный хозяйский сундук со сломанной крышкой. В дверь и окно заглянули Аюпов и Шайдавлетов. Не успели…

Страница 37