Атаман. Воевода. Новая Орда. Крестовый поход - стр. 38
– Кушай, Карнаух, кушай.
Еле слышный свист. И вот уже Федька снова на крыше:
– Теперь туда, к частоколу. Лествицу перекинем и…
Лестницу едва затащили, хорошо, Борисычи – мужики дюжие – помогли. Крякнули, поднатужились, перекинули на частокол – так и выбрались, бросив сперва лыжи. Спрыгнули в сугроб, приземлились мягко, слава богу, ногу никто не подвернул, только Федька ушибся малость, застонал.
Егор настороженно оглянулся:
– Что случилось?
– Досадился чуток. Ничо, идти можно.
– Тогда пошли.
Встав на лыжи, беглецы направились к реке. Шли уверенно, быстро – проводник нынче был местный, надежный, и шпарил так, что Вожников едва за ним поспевал.
– Да не беги ты так! Сам же сказал – погони не будет.
– Не будет, то так, господине, – оглянувшись, согласился подросток. – Одначе все ж хочется ноги поскорей унести.
– Вижу, достал тебя твой опекун. Эх, был бы на дворе двадцать первый век – в полицию б на него накатал телегу!
– Телегу? Не! Сейчас на санях токмо. Аль вот – на лыжах.
– Тьфу ты, господи.
Егор не знал, как и отреагировать – вроде как посмеялся парнишка, однако на шутку-то не похоже, больно уж голос серьезен, да.
Ух, как они все погнали, лыжники чертовы! Вожников все пытался нагнать Федьку – да тот так летел, словно на крыльях, лишь бы от усадьбы Игната Голубеева подальше. Видать, достал своеземец…
– Эй, Федька… обожди.
Куда там. Неслись, черти средневековые. Ох, дать бы вам всем в морду, что ли? Может, легче бы стало на душе? А что? Ивану Борисычу – апперкот в челюсть, Даниле, братцу его – хук слева, Антипу – по печени, Федьке… Не, Федьке никуда не надо – негоже боксеру детей бить.
– Ну, вот оно, Белеозеро, и есть! – первым взобравшись на пологий, с па́рящими черными проталинами, холм, обернулся Федька. – Пришли.
– Пришли?
Переглянувшись, Борисовичи, побросав лыжи, рванули вверх прямо по проталинам, следом бросились и Антип с Егором.
– Господи! – Иван Борисович, сняв шапку, вгляделся вдаль и размашисто перекрестился.
Слева – если смотреть с юга, с холма – от устья Шексны, на фоне огромного, белого, с заметно подтаявшим припоем, озера, тянувшегося до самого горизонта, громоздилось скопище серых, неприметных избушек да огороженный деревянной стеной терем, словно из какого-то исторического фильма. Да, еще были церкви, тоже деревянные, некоторые – с позолоченными маковками. Егор ничему не удивлялся уже – все так, как и должно было быть в тысяча четыреста девятом году.
– Ране тут, у реки самой, город-то стоял, – сняв с головы шапку – жарко! – со знанием дела пояснил Федька. – Потом мор случился, почитай, с полгорода перемерло. С той поры и перенесли городок, отстроили.
Антип ухмыльнулся:
– А я слыхал, ушкуйники новагородския его пограбили да сожгли, не так?
– Не, город они не жгли, – помотал головой подросток. – Игнат, хозяин мой, говорил – Погост Серединный только. Гаврилы Лаптева, сыне боярского, погост.
– Слышь, как там тебя? Федька? – сплюнув, с ленцой повернул голову Иван Борисович. – Знакомые в Белеозере есть?
Подросток вновь помотал головой:
– Не, господине, нету. Да я тут и был-то всего пару раз – овес хозяйский на ярмарку возили.
Егор скривился:
– Тьфу ты, господи! Овес!
– Погодь! – резко оборвал Иван Борисович. – Как я вижу – у тебя, Егорий, в Белеозере тож никого нет, так?