Атаман А. И. Дутов - стр. 95

. Рабочие комитеты я засадил в тюрьмы, как заложников. Думаю, что голубчики призадумаются; знают – не шучу. Пробовали присылать делегации с требованием освободить арестованных. Несколько раз дал маху: принял. Но когда уже очень обнаглели, – даже террором стали мне грозить и казакам, – перестал с ними церемониться. Теперь, когда приходит делегация, попросту зову казаков, и они делегацию забирают. Что с ней потом делают – меня мало интересует. Сейчас Россия в таком состоянии, что разговаривать не время… Ну и прекратились делегации. Слава Богу, все в порядке. Получил я приказ от Ленина сдать власть совету казачьих депутатов. Что же? Я ответил: «Мерзавцев и бандитов властью назвать не могу». Имею сведения, что мой ответ дошел по адресу. Под Ташкентом вырезали много казаков, начальник еле спасся, переодевшись сартом… Но ежели удастся спасти золотой запас из Самары, тогда ничего не страшно. А доколе денег нет, что поделаешь? Знаете наших купцов: пока раскачаются, с Россией Бог весть что стрясется. Ни я, ни Каледин, ни Алексеев без денег ничего не сделаем… В Новочеркасске теперь Всероссийский казачий съезд. Отправляйтесь-ка немедля на Дон к Каледину с моим письмом и расскажите все подробно о себе и то, что я говорил…

Атаман сказал еще, что в Оренбурге вся городская управа – сплошь большевики, но он прикажет ей выдать мне удостоверение… Дутов просил поддерживать связь с ним, не доверяя казакам, среди которых шла энергичная большевицкая агитация. У Дутова мы пробыли часа четыре, а затем – в городскую Управу, где все было исполнено по приказу атамана…»^>459.

В тот же день (7 ноября) Нестерович выехала из Оренбурга в Новочеркасск. По мнению Нестерович, «настроение среди оренбургских казаков было отличное, дружно возмущались расстрелами офицеров. В вагон заходили казаки, караулившие на станции. Говорили о большевиках, негодовали, рассказывая о задержке вагона с бомбами и оружием по дороге из Ташкента в Самару… Какое путешествие! Всюду расстрелы, всюду трупы офицеров и простых обывателей, даже женщин, детей. На вокзалах буйствовали революционные комитеты, члены их были пьяны и стреляли в вагоны на страх буржуям. Чуть остановка, пьяная озверелая толпа бросалась на поезд, ища офицеров»^>460. На Юге России работой Дутова заинтересовался Генерального штаба генерал от кавалерии И.Г. Эрдели, который, выслушав рассказ Нестерович, сказал, что «сам сторонник крутых мер, что Дутов в этом отношении полная противоположность Каледину»^>461. Судя по всему, Дутов сумел произвести сильное впечатление на молодую сестру милосердия, ведь на самом деле он в своих действиях редко прибегал к крайним мерам. Товарищ (помощник) Каледина М.П. Богаевский придал письму Дутова большое значение и бросился звонить донскому атаману. Вскоре состоялась беседа Каледина и Богаевского с Нестерович, в ходе которой руководители донского казачества интересовались деятельностью Дутова, а Каледин, прочитав письмо Дутова, сделал карандашные пометки в полученных из Оренбурга бумагах. Затем с Нестерович беседовал бывший Верховный главнокомандующий генерал М.В. Алексеев, который отметил, что его обрадовали «крутые меры атамана Дутова»^>462. 13 ноября Нестерович была уже в Москве с письмами от Алексеева, Каледина и Дутова. 14 ноября она отправила в Оренбург еще 68 офицеров и юнкеров. Таким образом, всего в Оренбург при содействии сестры милосердия М.А. Нестерович в ноябре 1917 г. было переброшено не менее 188 офицеров и юнкеров. Видные деятели антибольшевистского движения на Юге России (М.П. Богаевский, А.М. Каледин, И.Г. Эрдели) хотели направить Нестерович к Дутову еще раз уже в декабре 1917 г., однако такая поездка была бы уже крайне рискованной и по этой причине не состоялась. Однако в дальнейшем связь Дутова с белым Югом поддерживалась при помощи курьеров, в роли которых обычно выступали офицеры.