Артефакт исполнения желаний - стр. 11
Желание найти мужа очень естественно и не требует особых пояснений. Поэтому я решила сослаться на него.
Клее повернул ко мне ухо и громко переспросил:
– Что-что? Я не расслышал!
Слишком громко – внутри всё сжалось, сердце почти выпрыгнуло из груди, ногти впились в ладони. С оттоком крови моё лицо холодело. Мне нужно в Академию! Нужно свидетельство о благонадёжности!
– М-мужа ищу, – выдохнула я.
К лицу снова прилила кровь. Клее смотрел на меня. Просто смотрел. А меня сковывал страх. Мышца за мышцей парализовывал, охватывая грудную клетку. Ненавижу эту слабость!
– Какая-то вы подозрительная, – покачал головой Клее. – Сомнительно всё…
Я просто хочу защитить всех! Хочу спастись!
Водянистые глаза Клея были полны сомнений. Он не верил.
Что, если рассказать правду? Переложить ответственность… Нет, не получится: в переписке с другом моих родителей я косвенно обсуждала своё видение о будущем, даже этот хорошо относящийся ко мне артефактор не воспринял мои слова всерьёз, чего ожидать от простого инспектора? Если скажу, что наследник империи поспособствует уничтожению мира, меня в лучшем случае в сумасшедший дом отправят, а не в Академию смущать неокрепшие умы подданных.
Но доказывать, что в Академию я отправляюсь мужа искать – это так… унизительно. Словно ради статуса замужней женщины я готова забыть стыд и совесть.
– Так-так, – Клее цокнул языком и, опустив лист с моей заявкой, сложил на нём ладони. – И почему же, позвольте спросить, вы выбрали Генеральную Академию, а не Академию Природы, где обучаются целители? Вы же маг жизни…
В сердце полыхнула боль. Настолько резкая, что подавила страхи, разом очистив разум.
Я не могла пойти учиться целительству. И это… Я с усилием вдохнула, давя пронзительную боль в сердце.
– В Генеральной Академии выбор лучше, – почти на одном дыхании пояснила я.
И хотя не сказала «мужей», к лицу снова прилила кровь. Я позорила память родителей этими бесстыжими словами. Провалиться сквозь землю. Мне просто нужно провалиться сквозь землю!
Так нужно для дела. Ради общего блага.
Очень медленно Клее повёл взглядом от моей макушки вниз – по лицу, по вышедшему из моды платью с более широким, чем сейчас носят, подолом, до туфелек.
С предложенным мной объяснением не было причин для отказа в свидетельстве о благонадёжности: у меня хорошие оценки в аттестате, я не привлекалась по сомнительным делам, не имела нареканий, аристократка. Всё это должны были проверить после подачи заявления. И я ни при каких обстоятельствах не стану помогать бунтовщикам, потому что моих родителей убили во время антиправительственного мятежа. Я законопослушная подданная, я готова сделать всё возможное, чтобы поддерживать порядок в стране и не допустить повторение того кошмара. Я хотела помогать и спасать жизни, как это делали мои родители.
Губы младшего инспектора Клее дрогнули, искривляясь. Сильнейшее отвращение появилось на его лице, словно он смотрел на… я даже не могла подобрать слов. Его презрение ощущалось физически, липло к коже.
Не пытаясь смягчить презрительный изгиб губ, он поднял с подставки квадратную печать, ткнул её в чернильную подушку и прижал к моему заявлению.
– Ну, что ж, удачи в охоте на влиятельного мужа, – процедил он и, отложив печать, швырнул заявление к краю стола.