Аромагия. Книга 2 - стр. 26
– Я против. Об этом не может быть и речи! А тем более сейчас, когда… – Он оборвал свою речь, будто спохватившись, и нервно хрустнул пальцами. – В конце концов, подумай о сыне!
– Два года, – произнесла я тихо. Тошнота накатывала волнами, то отступая, то подбираясь к самому горлу. – Целых два года я думала только о нем. Когда ты бегал за каждой юбкой, когда позволял своему отцу и даже слугам меня унижать, когда запрещал мне заниматься тем, что составляет смысл моей жизни. Я думала только о том, что не могу оставить Валериана. А потом оказалось, что ты легко и просто можешь отобрать его у меня и так. И я ничего, ровным счетом ничего не смогу с этим поделать!
Я чувствовала, что меня трясет. Все невысказанные слова, все невыплаканные слезы вытекали наружу, как гной из вскрытого нарыва.
«Бабушка была бы недовольна!» – будто сказал внутри меня наблюдатель, неодобрительно цокая языком. А мне было все равно… Можно терпеть, заталкивая вглубь боль, обиду, гнев. Можно ломать себя – и улыбаться. Но только до определенного момента, когда до предела сжатая пружина наконец распрямится.
Побагровевший от гнева муж встряхнул меня за плечи, да так, что клацнули зубы.
– А ну перестань! Перестань, слышишь?! Как ты вообще могла так обо мне подумать?! Подумать, что я его там брошу? – Ингольв смотрел на меня с почти детской обидой.
Я, разумеется, не сдержалась:
– Почему я не должна была верить? Ведь Фиалка…
– Я не виноват в том, что случилось с Фиалкой! – заорал он, чуть не брызгая слюной. – И мне надоело, что ты постоянно делаешь из меня крайнего! Она простудилась и умерла, при чем тут я?!
– При том, что ты не позволил мне заниматься аромагией. – Голос мой звучал тихо и устало. – Я могла бы ее спасти…
– Ты могла бы вообще не приезжать в Хельхейм, или не родить ее, или она могла выкарабкаться сама. Мало ли что могло произойти? А ты твердишь об этом так, словно я должен был все предвидеть!
Ингольв тяжело дышал и смотрел на меня с такой яростью, с таким запахом горелой резины, что я вдруг поняла: он подспудно чувствует себя виноватым, только никогда в этом не признается. А я никогда его не прощу. Не сумею забыть, что наша дочь осталась бы жить, если бы не настойчивое желание мужа сделать меня идеальной женой.
– Теперь это уже неважно, – проронила я, отворачиваясь.
Наверное, давно следовало поговорить с ним откровенно. Возможно, тогда нам удалось бы хоть как-то склеить разбитую любовь? А теперь слишком поздно…
Я чувствовала себя побежденной по всем фронтам. Конечно, можно уйти из дома даже без согласия Ингольва, вот только с острова меня без его разрешения не выпустят, а практика в Ингойе превратится для меня в сущий кошмар. Впрочем, вряд ли мне вообще удастся практиковать – по закону все заработанные деньги принадлежат мужу, который может потребовать их в любой момент, независимо от того, живем ли мы вместе. А в том, что Ингольв не преминет наказать меня за своеволие, сомневаться не приходилось.
Я пошла ва-банк и проиграла.
– Я не отпущу тебя, слышишь? – резко сказал Ингольв мне в спину.
– Слышу, – откликнулась я, и собственный голос показался мне безжизненным, как вечная мерзлота. – Извини, мне нехорошо!
Я выскочила из гостиной и, не обращая внимания на взгляды слуг и домочадцев, устремилась прямиком в «Уртехюс».