Арнольд и я. Жизнь в тени Австрийского Дуба - стр. 26

Пару ему составляла длинноволосая девушка из шестидесятых, представлявшая собой тот «хиппи-парадокс», под влияние которого попали все студенческие братства Америки. Я была одета в свой любимый наряд: облегающие джинсы Levi’s, цветастую мексиканскую рубашку и резиновые сандалии на толстой подошве. Длинные, соломенного цвета волосы обрамляли мое загорелое лицо, хорошо сочетаясь с дразнящими красными розами на рубашке. Длинные волосы позволяли мне чувствовать себя увереннее и меньше комплексовать по поводу своих полных бедер. Хотя, надо сказать, у него бедра были явно больше, чем у меня.

Тем вечером 20 июля 1969 года я ощущала себя очень уверенно – ведь я училась на последнем курсе колледжа. Сила знаний придавала мне ощущение уравновешенности, и я просто излучала «авторитетное спокойствие». Но с этим парнем мне пришлось учиться разговаривать при помощи жестов, коротких слов и медленного произношения фраз. Мы вместе с ним смеялись над моими попытками подражать австрийскому акценту.

– Ахр-нольд Шварц-эн-еккер, – произнесла я, чем вызвала у него сильное удивление.

– И что означает «Шварц-эн-еккер»? – поинтересовалась я.

– Чьорный пахарь, – медленно выдавил он из себя.

– Ничего себе! Какая странная этимология! – воскликнула я, уставившись на этого арийца с утиным акцентом.

– Что такое? – в его глазах мелькнул вопрос.

«Так, Барбара, притормози-ка!» – сказала тут я себе, почувствовав, что начинаю подпадать под его обаяние.

– Черный? Но… ты… же… белый! – медленно, с раздельной и четкой пунктуацией проговорила я и в первый раз дотронулась до его загорелой кожи. – И пахарь? В Австрии… ты… наверное… вместе… с семьей…. выращивал пищу? – в это время мои пальцы как раз касались его предплечья, и мы оба почувствовали, как между нами пробежала искра.

Во время нашего первого свидания мои соседки так и шныряли через мою комнату. Сначала к нам забежала Линн, душа любой вечеринки. После взаимного обмена шутками Линн обратила внимание на бицепсы Арнольда и взмолилась, чтобы он их «выжал». Затем он удивил ее тем, что начал «играть» своими грудными мышцами, вызвав тем самым сильный непрекращающийся смех.

Смех привлек внимание Венди, и она тоже вскоре очутилась в комнате вместе с нами.

– Я бы точно хотела нарисовать подобное тело на своих уроках живописи! Боже мой, что за мускулатура! – воскликнула Венди. Картина того, как Венди рисует обнаженного Арнольда, вызвала у нас очередной приступ смеха.

– М-м-м-м, – засмеялся Арнольд, облизывая свои полные губы. – Эта звучать карашо. Возможно, я побываю на твоих занятиях с табой, Венди!

Воспользовавшись удобным случаем, Сьюзан слегка охладила наше веселье, предложив гиганту кусок торта, который остался с празднования моего двадцать первого дня рождения.

– Сакхар делает вас толстыми, девушки! Это не есть карашо, – предостерег нас Арнольд.

Смеясь и переглядываясь с подругами, каждая из нас думала: «Какой же он чудной!»

Мы с девчонками еще немного посмеялись над Арнольдом, а особенно над его «детской» бранью. Не то чтобы нас привлекала вульгарность его выражений, но я завороженно вслушивалась в его акцент. Его «о баже май» вызывало у нас смех, а слово «дермо», сказанное им, звучало не в пример веселее, чем мое «дерьмо». Хоть он и выглядел странновато и так же странно разговаривал, но этим он меня и очаровал. Когда «Арх-нолд и Бар-бар-ха» наконец-то пошли на присмотренный заранее фильм, я ощущала себя так, как никогда прежде. За свое недолгое знакомство с ним я поняла, что привлекала его внимание знанием английского языка и утонченными манерами. Я удерживала Арнольда под влиянием своих чар и бросала ему вызов как объект сексуального желания. Перефразируя Баки Фуллера, можно сказать, что я ощущала себя той ночью «явлением, доставляющим радость».