Армейские рассказы - стр. 4
– Есть будешь?
– Нет, не хочу, с собой что-нибудь положи, в военкомате съем.
– Пей кофе, Дима скоро приедет, – мама подошла ко мне и погладила по бритой макушке. Папа сидел напротив, сонный и задумчивый. Не успел я допить, как в дверь раздался короткий одиночный звонок.
– Здрасьте, – в дверях стоял Виталëк. Увидев меня он невесело улыбнулся и развёл руки в стороны, – эгегей, – добавил он. Я в ответ изобразил чечётку, но никто не засмеялся.
В шесть утра ещё прохладно и свежо, вместо кондиционера мы приоткрыли окна и по салону потянул свежей нитью приятный ветерок. Виталëк занял переднее сиденье и смотрел в окно, я вместился на заднее между провожающими нас матерями и наблюдал за дорогой впереди. Дима вёл машину мягко и уверенно, плавно повторяя знакомые повороты исхоженной вдоль и поперёк родной деревни. На трассе стрелка спидометра ускорила свой ход и вскоре подрагивала на отметке сто семьдесят.
– Дима, тебе не кажется, что мы слишком быстро едем? -строго, по-учительски спросила моя мама.
– Да, Димка, давай помедленнее, – поддержала и мама Виталька.
Дима недовольно повëл плечами и нехотя отпустил педаль, скорость упала до ста тридцати и, вроде как, всех устроила. По дороге в основном молчали, состояние было странное. Мысли тужились в растерянном мозгу. Скоро привычная жизнь закончится, начнётся что-то новое, неведомое и страшное. Страшное, потому, что неведомое. Раннее летнее утро, конечно, предпочтительнее для встречи нового вызова, чем непроглядные зимние сумерки. Хорошо, все-таки, что летом в армию идём.
– Одно хорошо, что летом в армию идём, – озвучил я свою мысль.
– Угу, -промычал с переднего сиденья Виталëк. Повисло молчание. По очереди вздохнули мамы.
Припарковались возле военкомата. Дима как обычно улыбался и шутил, пытаясь разрядить обстановку. Не получалось. Автобус уже возле входа. Времени на долгие прощания не было, мы обнялись с матерями и зашли в автобус. Ну вот и всё, дверь- гармошка с металлическим лязганьем отделила нас от вчерашней жизни. «Вот твой билет, вот твой вагон…» Все начали махать провожающим из окон, водитель дал два коротких сигнала, и автобус, выстрелив пару раз выхлопными газами, «салют кибальчишу», задрожал и покатился, набирая ход, увозя нас навстречу неизвестности.
Уже в автобусе мы встретились с Сидоркиным. Он был совсем плох. Мы с Витальком благоразумно справили проводы по очереди два и три дня назад и были свежие и бодрые. Он отмечал вчера, и сегодня ему было плохо: болела голова, мутило и сушило.
– Здорово, крокодил, – хлопнул я его по плечу.
– Блина, Витëк, потише, башка болит.
– Закусывать надо, – посоветовал Виталëк. Сидоркин в ответ что-то промычал и отвернулся к окну.
– А мне вчера Якубович звонил, – вспомнил я, – он уже три дня сапоги топчет.
– Что сказал? – оживился Виталëк.
– Ну что сказал? – я несколько замялся, – ломай ноги, сказал, что хочешь делай, только сюда не попадай.
– Зашибись, подбодрил, – ухмыльнулся друг.
– Якубович в ВДВ попал, – многозначительно протянул Сидоркин, – там по жести всë, у нас так не будет, – мы согласно покивали и задумались каждый о своём.
Дорога до Гомеля получилась очень быстрой. Намного быстрее, чем нам хотелось бы. На скучные пейзажи за окном хотелось смотреть хоть целый день, изучать поля до горизонта, внезапные кладбища, ощетинившиеся соснами и дубами, и непонятно к каким сёлам относившиеся. На сердце было тревожно и тяжело, будто гирю подвесили. Моё сердце не свободно, и от этого ещё тяжелее.