Армейские будни. рассказы - стр. 30
Но полковник спросил не о его фамилии, а о школьной успеваемости. Чёрт, какая школа, ведь у него такая фамилия, она сама напрашивается на вопрос: откуда, почему у вас такая странная фамилия? Ну почему он не спросил, этот хрен очкастый?…
Виктор лихорадочно размышлял, как вывести дело в нужное русло, как выправить положение. Спасительная мысль явилась не то откуда-то свыше, не то как-то со стороны…
– Я не мог полноценно учиться, – негромко, но чётко произнёс Виктор.
– Почему? – удивлённо вскинул глаза полковник.
– Я сирота… с рождения. Моя мать умерла, когда мне было восемь месяцев, а когда мне исполнилось восемь лет из-за старых фронтовых ран паралич разбил отца…
Обычно, начав врать, или чередуя правду и вымысел, Виктор продолжал это делать уверенно, увлечённо, так что у слушателей не возникало ни малейшего сомнения в его искренности.
– Кто же вас воспитывал с восьми лет? – на этот раз полковник всё же засомневался.
– Старшая сестра. Она и за отцом ухаживала и меня… тоже. Ей очень тяжело пришлось, и сейчас вот… Она фактически лишена личной жизни, и я ещё и потому хочу стать офицером, чтобы иметь возможность оказать ей материальную помощь. И ей и мне с детства пришлось много перетерпеть из-за нашей фамилии и национальности, – резко вывернул на свою «колею» Виктор.
И на этот раз полковник просто не мог не задать долгожданного вопроса:
– Национальность… а какая у вас национальность?
В общем-то, вопрос был глупым, ибо из лежащих перед ним документов полковник вполне мог вычитать, что за национальность у этого говорливого абитуриента. Несомненно, он намеренно не спрашивал об этом, но Виктор сумел-таки заставить председателя комиссии задать этот вопрос.
– Я румын… У нас в стране все нации наделены одинаковыми правами, но поверьте, обидеть представителя малого народа очень легко. У нас ведь нет ни республики своей, ни автономии, ни какого другого национального образования, нас всего несколько тысяч по всему Союзу. А у меня ко всему ещё и отец инвалид, калека, я с детства не мог рассчитывать ни на чью защиту. А ведь отец у меня человек заслуженный, он воевал в том самом соединении, где начальником политотдела был Леонид Ильич Брежнев… – Виктор словно обрёл крылья. Так вдохновенно он ещё никогда не врал. – Отец не раз там на переднем крае слушал речи армейского комиссара Брежнева, и вдохновлённый ими шёл в атаку, не щадил ни жизни, ни здоровья сражаясь за Советскую Власть. Он верил в Советскую Власть, и меня воспитал в этой вере. И я верю так же как он, верю в её высшую справедливость. Потому я с детства мечтаю стать армейским политработником, так как считаю, что советские политработники являются умом, честью и совестью нашего времени. Я считаю, что только в их славных рядах, я стану истинным представителем той ленинской гвардии, к которой принадлежит бывший командир моего отца, генеральный секретарь ЦК КПСС, Леонид Ильич Брежнев…
Виктор проговорил без перерыва минут пятнадцать, поломав весь график работы приёмной комиссии, по которому на одного абитуриента следовало затрачивать не более пяти минут. Члены комиссии слушали, что называется, открыв рты. Обычно абитуриентов, являвшихся пред их «светлые очи» била дрожь, они были скованы, напряжены и безропотно принимали выносимый вердикт. Когда Виктор, наконец, замолчал, несколько секунд в кабинете стояла какая-то неловкая тишина, пока председатель нашёл, что сказать: