Аркан общемировых историй - стр. 18
Тут Софья не выдержала.
Несмотря на то, что Акакий находился в приличном расстоянии от нее, она каким-то нечеловеческим прыжком оказалась лицом к лицу с парнем и со всей силы ударила его кулаком в грудь, заорав:
– Да, я хочу бить тебя!
Акакий отлетел на пару метров и бухнулся о пол. Было больно – несмотря на то, что пальцы Софьи были украшены кольцами с крупными камнями, этот удар был похож на кастетный. Подросток с трудом встал, столкнулся с безумными глазами Софьи, после чего мгновенно понял – надо бежать. Причем не только от нее – складывалось ощущение, что парня хочет ударить каждая присутствующая здесь женщина.
Он кинулся бежать по длинному коридору в другую часть этажа, но и там ему перекрыли дорогу взбешенные дамы. Поняв, что его окружили, Акакий стал лихорадочно перебирать в голове возможные пути отступления, но одна из женщин не дала ему этого сделать, с силой ударив сумкой по голове. Не успел парень мысленно вопросить: «Эта сумка что, кирпичами набита?», как на него посыпался не просто град – метеоритный дождь ударов. Сначала били голыми руками, но когда Софья нанесла парню первое ранение женской вариацией швейцарского ножа, толпа попросту обезумела. У каждой женщины нашелся какой-либо острый предмет: у кого – пилка, у кого – маникюрные ножницы, у кого – и вовсе заточка. Дамы колошматили стоящего Акакия, с каждой минутой прибавляясь в количестве, а когда дошло до того, что к парню было не пробраться, то стали колошматить друг друга за место в очереди для удара по ненавистному «певцу». И в этой толпе не было мужчин – более того, мужчины будто самоустранились от наблюдения расправы, и никто из них не сделал даже попытки остановить безумие…
А Акакий стоял. И в своем амоке никто из женщин не обратил внимания на две заметные вещи – во-первых, не кровоточила ни одна рана, а во-вторых, кровь текла из глаз. Но было еще и невидное третье: несмотря на огромное количество ударов, сердце Акакия не просто билось – оно стучало все громче и громче, и вот причины этого парень понять не мог, если вообще к тому моменту что-либо соображал.
Впрочем, жить ему оставалось менее десяти секунд.
Три… Два… Один…
И тело подростка неожиданно для всех взорвалось.
Женщины истерично закричали, увидев, что заляпаны кровью и ошметками плоти, костей и мозгов. Достав влажные салфетки, они стали смывать с себя останки, но этот процесс прервало странное сияние.
На полу вместо тела, изрубленного в куски, лежало целое, практически нетронутое сердце Акакия. Поражало даже не то, что сердце осталось целым, а неожиданное понимание того, что оно продолжает биться и ослеплять всех своим светом, в котором, несмотря на все трудности жизни, так и не появилось ни единой капли тьмы…
«Сын железа и земли»
Pakeliui į amžinybę palydės tave vilkai…
(Прим. – Волки проведут тебя по пути к бесконечности…)
Obtest, «Vedlys».
Элоиза отсчитывала последние часы своей свободы, проклиная тот факт, что она как две капли воды похожа на Меде́лу – полулегендарную основательницу одноименного литовско-белорусского, или, как здесь говорили, литбельского села. С Меделой было связано множество историй, которые иначе как небылицами не звались, но в последний месяц все сельчане сомневались и в этом факте – а все потому, что в село пришел один из низших демоноидов, которого звали Вельсти́нас. Этот демоноид, по своей природе больше похожий на умеющего перевоплощаться черта, абсолютно никого не боялся из сельчан, но в то же время никого не трогал, за исключением Элоизы, к которой всячески пытался проявлять симпатию. Когда Элоиза отказала представителю низшего мира, в Меделе тут же начались странности – то все молоко в селе внезапно скисает за день, то говядина приобретает неприятный привкус, то ножи и топоры затупляются сразу после первого использования… Естественно, все сельчане подумали на Вельстинаса, но самым поразительным для них было то, что демоноид и не скрывал своей причастности к порче всего окружающего – более того, собрал всю Меделу на центральной площади и громко объявил: