Ариэль - стр. 4

Похоже, от них греются даже стены.

В клетку бы эти тюльпаны, будто зверей опасных;

Они разевают пасти, как африканские хищные кошки,

И я чувствую сердце свое: оно открывает и закрывает

Свою чашу алых цветов из чистейшей ко мне любви.

Вода, которую пью я, солона и тепла,

                                                                         точно волна морская,

И бежит она из земли далекой, точно здоровье мое.

Вот номер так номер —

Свой палец вместо луковицы!

Почти отхватила кончик,

Не считая тонкого

Лоскутка кожи,

Макушки шляпы

Мертвенно-белой,

А ниже – кровавый плюш.

Маленький паломник,

Индеец содрал с тебя скальп томагавком.

Твой турецкий молитвенный коврик

Теперь развернулся

Прямо от сердца.

Я на него ступаю,

Потрясая своей бутылкой

Розового шампанского.

Мне есть что отметить.

Из пореза-окопа

Выбегают миллионы солдат,

И на каждом – алый мундир.

На чьей они стороне?

О, мой гомункул,

Больна я.

Проглотила таблетку – убить

Чувство,

Тонкое, словно бумага.

Диверсант.

Камикадзе юный —

Пятно на твоем газовом,

Ку-клукс-клановском,

Старом платке,

Растекаясь, темнеет. Когда

Шарообразная мякоть

Твоего сердца

Вступает в битву с маленькой

Мельницей тишины,

Как ты подпрыгнешь,

Раненый ветеран,

Грязная девчонка,

С пеньком вместо пальца большого.

Я знаю дно, так она говорит, я изучила его корнями:

И этого ты боишься.

Да не боюсь я – я там бывала.

Ты море ли слышишь во мне,

Рокот его недовольный?

Или глас пустоты – безумье свое?

Любовь – это тень.

Как лежишь ты и плачешь после!

Слушай подков ее стук – прочь унеслась,

                                                                                         точно лошадь.

Я буду скакать на ней ночь напролет, галопом,

Пока голова твоя камнем не станет

                                                       и тонким дерном – подушка,

Звучащая эхом.

Или мне подарить тебе звуки ядов?

Дождь идет в тишине великой.

Плод его – металлически-белый, словно мышьяк.

Я страдала от зверств закатов.

Сожжена до корней —

Мои алые нити горят и топорщатся, точно проволока.

Я рассыпаюсь в осколки, что парят,

                                                                            словно клубы дыма.

Ветер подобной силы

Не переносит свидетелей: придется кричать.

Да и луна беспощадна: цеплялась,

Волокла жестоко в бесплодье.

Ее сиянье меня пугает. Или, может, ее я схватила?

Я ее отпускаю. Да, я отпускаю ее —

                                                                        плоской и умаленной,

Как пациентку – после операции трудной.

Будто твои ночные кошмары владеют мною,

                                                                                       одаривая меня!

Во мне поселился крик.

По ночам он рвется наружу,

Ищет, сверкая когтями, в кого бы влюбиться.

Меня пугает темная тварь,

Что спит у меня внутри:

День напролет ощущаю шевеленье крыл ее мягких

                                                                                        и тихую злобу.

Мимо бегут облака, исчезают.

Бледные, невозвратные – они не любви ли лики?

И этим вот я занимаю свое сердце?

Большее знание мне недоступно.

Что это, что за лицо —

Лицо убийцы в путаной рамке ветвей?

Шипит кислотой змеиного яда,

Парализует волю. Это – отдельные, тихие неудачи.

Они убивают. Убивают. Убивают.