Архивы Дрездена: Маленькое одолжение. Продажная шкура - стр. 101

Всю дорогу мы молчали. Поймите меня правильно: Майкл вовсе не трепло. Просто обычно у него всегда находится что сказать. Он приглашает меня сходить с ним в церковь (чего я не делаю, если только кто-то или что-то за нами не гонится) или, как и положено гордому отцу семейства, рассказывает о проделках кого-нибудь из его детей. Мы обсуждаем Моллины успехи, погоду, спорт или еще чего-нибудь.

Только не в тот раз.

Может, он просто сосредоточен на дороге, убеждал я себя.

Да. Наверное, так оно и было. Очевидно, это молчание не могло иметь никакого отношения к тому, что некий чародей слишком часто открывает свой поганый рот.

Въезд на вокзальную стоянку перегораживала снежная баррикада, оставленная только что проехавшей снегоуборочной машиной, но Майкл просто добавил немного скорости, и «форд», пусть и по инерции, прорвался через этот барьер.

Фонари на стоянке не горели, а поскольку окна первого этажа оказались сплошь завалены сугробами, света внутрь почти не проникало. Многоэтажные стоянки выглядят угрожающе, даже когда вы можете их рассмотреть. Однако когда в них царит абсолютный мрак, они кажутся даже еще более угрожающими – за исключением небольших участков, выхваченных из темноты светом фар.

– Что ж, – заметил я, – по крайней мере, свободных мест здесь полно.

– Кому охота путешествовать в такую погоду? – хмыкнул Майкл.

Он зарулил на ближайшее к нам свободное место, и пикап резко остановился. Майкл покинул кабину, вынул из нее большую спортивную сумку, в которой носит Амораккиус на людях, и закинул ремень на плечо. Я вышел, и Мыш тоже спрыгнул на землю из кузова. Пикап скрипнул и покачнулся на рессорах, освободившись от веса моего большого пса. Щелкнув карабином, я пристегнул поводок к ошейнику, а потом повязал ему на шею штуку вроде передника, на которой написано, что он собака-поводырь. Конечно, это ложь на голубом глазу, зато ходить так в общественных местах гораздо проще.

Мыш одобрительно покосился на передник и терпеливо дождался, пока я не закрепил его маскировку как следует.

– Собака-поводырь? – поинтересовался Майкл с таким выражением лица, что я понял: он чувствует неловкость.

В правой руке он держал фонарик, чей луч скользнул по нам, прежде чем обшарить тени вокруг машины.

– У меня очень редкое заболевание, – объяснил я, почесывая пса под челюстью. – Никакнекадрит. Пес играет роль катализатора при знакомстве или завязке разговора. Или выступает в качестве утешения, если этого не получится. Так или иначе, он совершенно необходим.

Мыш шмыгнул носом и стукнул хвостом мне по ноге.

Майкл вздохнул.

– Вы чудовищно привередливы во всем, что касается соблюдения законов, – сообщил я. – Особенно с учетом того, что имеете при себе спрятанное оружие.

– Прошу вас, Гарри. Мне и так достаточно неуютно.

– Я никому не скажу про ваш меч, если вы не будете говорить никому про мой пистолет.

Майкл вздохнул и направился к выходу. Мы с Мышом последовали за ним.

Стоянка оказалась очень холодной, очень темной, очень зловещей и лишенной какой-либо угрозы. Мы пересекли наполовину погребенную под снегом улицу. Мыш возглавлял нашу процессию, прокладывая путь сквозь сугробы.

– Снегопад снова усилился с заходом солнца, – заметил Майкл.

– Возможно, это дело рук Мэб, – кивнул я. – Если это так, Титании сложнее противостоять ее власти после захода солнца. В то же время агенты Титании все же смогут довольно свободно разгуливать по городу.