Архивное дело - стр. 16

– Вдвоем.

Вчерашние мысли о Жаркове по-прежнему не покидали Антона. Он спросил:

– Дед, кроме тебя, кто из березовцев или серебровцев хорошо помнит Жаркова?

– Кто его помнил, все поумирали… – дед Матвей задумался. – Вот, разве, Лукьян Хлудневский из Серебровки может припомнить такое, чего я не знаю.

– Ему можно верить?

– Лукьян серьезный мужик. И очень даже хватким умом в молодости отличался. Грамоту в ликбезе шустрее всех освоил. В тридцать первом году, когда Афанасий пропал, крестьяне хотели меня в председатели сосватать. По малограмотности я самоотвод заявил. Тогда колхозное собрание единодушно за Лукьяна проголосовало, хотя годками он совсем еще пареньком был.

– И долго Хлудневский председательствовал?

– То ли до тридцать седьмого года, то ли до тридцать восьмого, пока НКВД его не припугнуло.

– За что?

– В те годы всех за одно привлекали, за вредительство. Правда, Лукьяна не посадили, но председателем он дальше не стал. Или запретили ему, или сам отказался… А жалко. Много пользы Лукьян мог бы колхозу сделать. После Хлудневского чехарда с председателями началась. И своих выбирали, и из района привозили. Едва не довели колхоз до ручки. Укрепляться мы стали уже после Отечественной, когда Игнат за правленческий руль взялся.

– Значит, Хлудневский… – Антон помолчал. – Кто еще может о Жаркове рассказать?

– Еще порасспрашивай Арсентия Инюшкина. Он, пацаном, часто кучерил у Афанасия. Самому Жаркову на костылях несподручно было жеребца хомутать, а Арсюшка проворно с лошадьми обращался. К тому же Жарков на квартире у Инюшкиных проживал… – дед Матвей задумался. – Жалко, давно помер в Серебровке Степан Половников, который и в коммуне, и в туповозе, и в колхозе бессменным кузнецом был…

– Что еще за «туповоз»?

– Это, когда коммуна распалась, зажиточные серебровские мужики объединились в товарищество по возделыванию земли.

Антон улыбнулся:

– Дед, товарищества по совместной обработке земли назывались ТОЗами.

– Ты человек грамотный, тебе виднее. Но сибирские крестьяне туповозами их называли, – ничуть не обиделся за поправку дед Матвей. – Так вот, Степан Половников мог бы тебе много рассказать о Жаркове. Афанасий чуть не каждый день к нему в кузню наведывался, которая находилась в Серебровке. Лучшего кузнеца в нашем крае не было. Не только любую деталь Степан умел отковать, но и такие крестьянские машины, как молотилка, веялка или сортировка, собственными руками мастерил. Даже Ерофей Колосков, когда руководил артелью пленных австрийцев при строительстве крупорушки Илье Хоботишкину, брал к себе в помощники Степана Половникова.

– Здесь и австрийцы были?

– В Сибири много разных завоевателей сопли морозили. А кузнеца Половникова я еще к тому вспомнил, что, как говорили, Степан последним из местных жителей видал Жаркова. Домой к нему, в Серебровку, Афанасий заезжал. Вечером от него уехал и – с концом.

– Следственные органы разыскивали Жаркова?

– Искали! Предполагалось, кулаки Афанасия убили, но никаких зацепок не нашлось. Главная загвоздка заключалась в том, что вместе с Афанасием пропали жеребец и рессорный ходок. Как в воду канули. Опять же, если подумать, у Жаркова среди местного кулачества вроде и врагов не было. Коллективизация у нас тихо прошла. Считай, одного Илью Хоботишкина раскулачили и то по его собственной дурости.