Археология оружия. От бронзового века до эпохи Ренессанса - стр. 25

Обратите внимание, что на некоторых греческих вазах, в особенности на аттических краснолаковых гончарных изделиях V в. до н. э. (рис. 22 и 24), изображены воины с длинными изогнутыми мечами, совершенно отличающимися по форме от прямых. Греки называли их «копис» или «махайра», и, должно быть, это было очень эффективное рубящее оружие. В Северной Индии эти изделия просуществовали до наших дней в своем первозданном виде (широко известные «кукри» гуркхов). Если вы сравните копис, который я изобразил на рис. 24, а (образец взят с аттической гидрии, хранящейся в Неапольском музее) с изображением современного непальского кукри (рис. 24, b), то увидите, как мало изменилась его первоначальная форма. Кроме того, интересно отметить, что в то время, как в Индии сохранилась форма клинка (возможно, благодаря людям. Александра – я не могу поверить, что эти клинки принесли с собой арийские захватчики), рукояти, явно происходящие от этих клинков, использовали в Леванте вплоть до XVII в. Мы увидим, что изогнутый вариант меча будет периодически возникать в течение всего периода Средневековья. До середины XIV в. у таких мечей было много общего с греческим кописом, но в начале XV в. они приобрели хорошо известную форму кавалерийской сабли, популярной в начале XIX в. Позднее мы подробнее поговорим об этом; здесь я упомянул о таких мечах только для того, чтобы дать еще один пример последовательности в развитии оружия.

Римский период – один из исторических мостов, которые, по всей видимости, связывают один век с другим. Бывают события, которые меняют историю человечества в ту или другую сторону, а бывают времена, память о которых не стирается веками. Именно таков был длительный период существования Римской империи, богатый победоносными завоеваниями. Она объединила под своей властью огромные территории и простояла нерушимо исключительно долгий срок, до тех пор пока орды варваров не вынудили одряхлевшую империю сдаться. При возникновении государства большая часть древних цивилизаций Восточного Средиземноморья все еще переживала свой расцвет, а к ее закату все они исчезли и господствующее положение заняли ранее неизвестные северные расы, наследники великих народов скандинавского бронзового века. О римском оружии и методах ведения войны написано так много, что, возможно, меня простят, если я не заставлю читателя пересечь этот мост, а вместо этого попрошу его последовать за мной вниз, в бездну, которую он пересекает, и там поискать немногочисленные существующие ключи к пониманию того, как из оружия варваров бронзового века возникло средневековое оружие.

Средневековые всадники мало чем обязаны римским – почти все, чем они владели, создали тевтоны, победившие римлян. Основной силой имперской армии всегда оставалась пехота – знаменитые легионеры, покорившие полмира. Всадники были элитой и, как всякая элита, не отличались числом; уже ближе к закату у Рима появились многочисленные конные отряды, но все они состояли из варваров-наемников. Именно они и были далекими предками рыцарей, о которых мы еще много будем говорить.

Мы знаем, что во времена Тацита плохо вооруженные и примитивные германцы создали племенные кодексы, содержавшие многие из абстрактных идей, на которых основан рыцарский идеал. В общем и целом эти идеи диктовала сама жизнь – верность сеньору возникла из необходимости верности вождю племени, став более абстрактной идеей. В то же время для германцев иметь вожака, который служил бы примером во всех случаях жизни, а особенно в бою, было жизненно необходимо в ситуации, когда сражения практически не прекращались. Так постепенно воплощаются потребности, а со временем абстрагируются и становятся отвлеченными понятиями, имеющим такое же отношение к философии, как и к реальности. Этот процесс получил свое развитие на протяжении веков, но начался еще в самый дикий и варварский период у народа, которому отвлеченные понятия вообще были неизвестны, просто верность своему лидеру была такой же очевидностью, как и оружие в руках, а позор, связанный с ее нарушением, не менее реальным, чем смерть.