Архауэр - стр. 12
Амори нарушил перемирие с халифом, грозившее его королевству новой войной, ради этой безумной затеи, которая была последней надеждой для его умирающего сына, чтобы вот так вот биться в бессилии перед дверью, за которой его не ждали, за которой никогда и не было ничего – только мрак человеческого непонимания и предрассудков.
В это же самое время во дворце халифа разворачивалась кровавая драма. Прибывший на помощь Ширкух вероломно убил Шавара и объявил себя новым визирём. А это значило лишь одно: будущий захват Египта сирийскими суннитами и объединение мусульманского врага вокруг Иерусалимского королевства. Сбылись самые худшие опасения короля Амори, но он, ещё не ведающий о страшном ударе в спину, был снедаем другой горечью. Я не побоюсь сказать, что в тот момент ему, вообще, как любому любящему родителю, было плевать и на своё королевство, и на весь остальной мир. Не помня себя, он отчаянно ударял в дверь своим острым клинком, но сопротивление камня было таким, что сверхпрочный металл гнулся, а неподдающаяся твердь оставляла на лезвии зазубрины. И вдруг, в момент наисильнейшего отчаяния, Амальрик услышал голос внутри своей головы. Король клялся мне, что он был реален, но я-то по себе знал, что человеку в состоянии изменённого сознания, может показаться что угодно.
«Ты нечист сердцем, Амальрик, – вещал голос. – Но твоя любовь к сыну смыла все твои грехи, поэтому путь в Запределье откроется тебе».
Услышав знакомый термин из уст духа, я, мягко сказать, был удивлён. Запределье… Хм… Ну, ладно, пусть так. Я решил выяснить подробности позже.
Если кратко, как я понял, внутри пирамиды находился город мёртвых, который имел выход в Запределье. Чтобы было понятнее, я поясню, что каждое кладбище на ментальном уровне является городом мёртвых. Их тысячи и миллионы в духовном пространстве. Пирамиды – это древние гробницы, поэтому логично предположить, что внутри них также располагаются города мёртвых. Но я никак не ожидал, что Амори ввергнут сразу в Запределье. Ходить туда было опасно даже для некромантов, потому как оно представляло собой неизведанную область Мироздания, населённую, как говорили мои учителя «запредельным ужасом». Смертных туда не пускали. Поэтому я не представляю, как пропустили Амори, и как он смог вернуться оттуда целым и невредимым.
Раз заглянув в эту неизвестную область пространства, можно было запросто остаться без рассудка, либо прикованным к постели на долгие годы, либо умереть на месте от мгновенного инсульта.
В миг, когда таинственный голос произнёс свою фразу, послышался скрежет, а затем каменная дверь, которую безуспешно пытался открыть Амори, отворилась. Из мрака за ней потянуло тёплым могильным воздухом. Он был затхлым и сладким до тошноты. Жуткая липкая бездна простиралась за неизбежной границей, разделяющей мир живых и мир мёртвых. Амальрик без страха перешагнул её.
Сначала королю пришлось ползти, согнувшись в три погибели, по узкому круглому тоннелю. Он двигал вперёд зажжённый факел, который всё равно не мог разогнать сгущающегося мрака, и продвигался вслед за ним. Воздуха катастрофически не хватало, а напряжение и давление земной тверди над головой только убеждали короля в своей полной беспомощности.
«Я чувствовал себя тогда бесполезным червём, рыскающим под землёй и сбившимся с пути, – рассказывал Амальрик. – Только мысль о сыне, о Балдуине, приводила меня в чувство и заставляла двигаться дальше. Сын для меня был, как свет в окошке… Всю жизнь…»