Аргентина. Лонжа - стр. 45

– Только не бегите, Рихтер, – на плечо легла тяжелая ладонь. – Здесь, как в атаке, разумнее всего идти быстрым шагом.

Гном – бывший унтерштурмфюрер СС Михаэль Куске уже здесь, с полотенцем на длинной шее. И сам, как и обещано, длинный, головой до верхних нар. Вчера обещал подстраховать, чтобы глупостей не наделал.

– Так точно, герр Куске!

Своим бывший эсэсман говорил исключительно «вы», взамен получая заслуженного «герра». Офицер!

– А лучше, Рихтер, идите-ка за мной и делайте, как я. Готовы? Марш!

Не бежать! Быстрым шагом, быстрым шагом…

С Куске вчера вечером успели поговорить о многом. Тот оказался неглуп, но убедить унтерштурмфюрера ни в чем не удалось.

– «Красным» нельзя верить ни в чем, Рихтер. Они и здесь ведут свою «классовую борьбу», если что – сдадут начальству и не поморщатся даже. Партия приказала! Вы с кем говорили, с Штимме? Да, он похож на человека, рабочий, глаза честные, но внутри такой же марсианин. И будьте осторожней, в роте наверняка имеется «фризер», стукач. Мы его до сих пор не вычислили, увы!

К безвкусной горячей бурде полагался бутерброд с маргарином. По здешним обычаям – почти роскошь, однако в «кацете», как уже понял Лонжа, ничего не делалось зря.

– На аппельплац! Строиться, строиться!

– Общая поверка, – пояснил Гном. – Значит, много новеньких, по головам считать будут. Или герр комендант не с той ноги встать изволил. На «аппеле» прикуси язык, смотри и слушай… Быстрым шагом, Рихтер, быстрым шагом!..

* * *

Двор оказался не просто «плацем», а «аппельплацем», местом утренних поверок. Собирали не каждый день, чаще всего сразу же после бурды с маргарином разгоняли по работам. Но на этот раз – не повезло. Лишние минуты на ветру в сыром предутреннем сумраке – не беда, но именно на «аппеле», как пояснил Гном, можно нарваться на самую настоящую беду.

Ослепительно белый луч прожектора, молчаливые ряды заключенных, темные крыши бараков – и черные «эсэсманы» вездесущими бесами.

– Ровнее, ровнее! Голову выше, выше, сказал!

К черному небу взлетает дубинка, раз, другой, третий… Упавшего оттаскивают, ряды вновь смыкаются.

Смотри и слушай… Кое-что Лонжа увидел сразу. Лагерь делился на полосатых и серых. Серым был он, зачисленный в восьмую роту – бушлат слегка не по размеру, такие же брюки и мятая кепка-бескозырка. На спине – уже виденные полосы крест-накрест, на груди – треугольник.

Винкель!

Еще одна строчка в словаре. Каждому – по заслугам. Коммунистам – красное, «Черному фронту» – в цвет, криминалу – зелень. Были и прочие, но их Лонжа еще не видел. Его винкель редкий, единственный в роте. «Синий» – эмигрант.

– Блокфюрерам приступить к поверке личного состава!..

Бесконечное «я-а!», «я-а!», «я-а!»… Поверка – не беда, главное не опоздать, крикнуть вовремя. Но вслед начнется то, ради чего собрали. Герр комендант прочитает приказ, кого-то выдернут из рядов, поволокут в карцер, прикладывая на ходу липкие увесистые «пластыри». Что будет с человеком дальше, лучше не думать.

И, конечно, новенькие. «Полосатики».

Губертсгоф – девять рот, в каждой от сотни до двух. «Серых» две, восьмая и девятая, постоянный состав. Остальные – пересылка, мимолетные гости. Этих прямо здесь тоже переодевают в робы, но полосатые. Гном пояснил, что прежде каждый «кацет» имел свою форму, но отныне с этим покончено. Унификация!