Аргентина. Лейхтвейс - стр. 49
Не возразил. Отозвался молчаливый Альберт, впервые решившись на спор.
– Скалолазы… Они другие… Совсем другие… Всегда выручают своих.
Между фразами парень делал долгие паузы, словно обдумывая каждое слово. Или (химера вновь задышала за левым ухом) вспоминая.
– Может быть и так, – задумчиво проговорила девушка. – Они не отрываются от камня… Мы с вами в Берхтесгадене, здесь родился Тони Курц, а совсем рядом, в соседней коммуне, Хинтерштойсер…
– Альпы… – внезапно улыбнулся Альберт. – Два года назад. Ходили в связке.
– Вы с ним знакомы? – Рената, резко повернувшись, поглядела прямо в глаза. – С Андреасом Хинтерштойсером?
Лейхтвейс взгляд выдержал, хотя уже понял, что его спутники появились в «Подкове» не только по просьбе гефрайтера Банкенхоля. Если тот вообще их о чем-то просил.
– Не успел. Хинтерштойсер и Курц погибли год назад на Северной стене. Об этом во всех газетах было. Кстати, вы, Альберт, правы, они погибли, но итальянскую «двойку» сумели спасти.
– Ерунда! – отрезала девушка. – Никто не погиб. Их видели во Франции, а потом в Испании. Вам-то наверняка об этом известно!
Лейхтвейс покачал головой.
– Я нашим газетам верю.
* * *
В Испании полетать вволю не удалось. Всякое участие в военных действиях запрещалось, первоначально Лейхтвейс даже не имел права пересекать линию фронта. Никакой помощи от него не ждали, требовалось испытать марсианский ранец в боевых условиях, и только. В воздух следовало подниматься исключительно ночью, желательно безлунной, и совершать недолгие полеты, не приближаясь к «очагам военных действий». Инициатива не поощрялась. Лейхтвейс числился сотрудником миссии Вальтера Варлимонта, а у того хватало хлопот и без свалившегося на голову «марсианина». Однако писавшие приказ очень слабо представляли себе испанскую реальность. В первые месяцы никакой линии фронта не было, воевали везде, утро часто начиналось со стрельбы в собственном тылу. Черный ранец числился строго секретным, и Варлимонт давал разрешения на полеты редко и без всякой радости. В конце концов Лейхтвейс решил рискнуть, и вместо очередного подлета «к очагам», оказался над республиканским Мадридом. Город, на который уже упали первые бомбы, был темен и молчалив. Лейхтвейс, проблуждав над ущельями улиц, нашел площадь Пласа-Майор и бросил к подножию конной статуи короля Филиппа III завалявшийся в кармане медный пфенниг.
На этом его подвиги завершились. В Испанию прибыли первые подразделения легиона «Кондор», миссия Варлимонта увязла в бумагах, и Лейхтвейса, несмотря на его протесты и поданный рапорт, усадили за документы. Входящие, исходящие, инструкции, приказы, сводки… Тогда-то и встретились знакомые фамилии. Среди прочего Берлин требовал сведений о немецких добровольцах, которых республиканцы собирали в Альбасете, где формировались первые интернациональные бригады. Курц и Хинтерштойсер числились среди тех, кем командование интересовалось особо. Позже Лейхтвейс узнал, что оба они воюют в 1-м немецком батальоне бригады Андре Марти.
Полеты Лейхтвейсу разрешили уже перед самым финалом, когда стало ясно, что большой войне пришел конец. Кому-то в Берлине пришла в голову безумная идея – высадить десант в тылу немецких интернационалистов и рассчитаться с «предателями». Вальтер Варлимонт отнесся к этому без всякого энтузиазма, но разведку все-таки провел. Лейхтвейс получил добро на полет в Вильяверде, южное предместье Мадрида. Ничего толком увидеть не удалось: темные улицы, острые зубцы руин, редкие прохожие – гражданские ли, военные, не поймешь. В маленьком пустом переулке он заметил два грузовика без всякой охраны. Возвращаться ни с чем не хотелось, и Лейхтвейс, в очередной раз нарушив все инструкции, опустился прямо в пустой кузов. Испанская безалаберность, ставшая уже притчей во языцех, проявилась и здесь: грузовик был нагружен боеприпасами. Ящик с ручными гранатами оказался открыт. Лейхтвейс взял две, поднялся повыше – и скользнул с невидимой горки. «Вот моя деревня; вот мой дом родной…» Первую – в кузов грузовика, где ящики, в кабину того, что пустой – вторую. «…Вот качусь я в санках по горе крутой…» То, что получилось в итоге, «марсианину» очень понравилось, но докладывать командованию он ничего не стал. Тогда, в ночном мадридском небе, он понял, что приказы начальства можно не исполнять. А еще лучше – отдавать свои собственные.