Аргентина. Лейхтвейс - стр. 23
Для княгини правил не существовало.
– Когда ты, наконец, займешься делом? Работу можно найти во Франции, язык ты знаешь, а наши родственники тебе бы помогли. Нельзя быть таким неприспособленным! Что я дочери скажу? Отец угодил в тюрьму, к жуликам и бандитам? А ты еще хотел встречаться с ней каждую неделю! Хватит и того, что сам стал отщепенцем…
С женой князь спорить даже не пытался. Бесполезно! Его очень дальняя родственница, тоже из Руффо, но иных, миланской ветви, вышла замуж за единственного наследника семьи Скалетта, героя войны и перспективного молодого преподавателя. Свою ошибку поняла быстро – они расстались после его первого ареста. В Италии развод невозможен, однако жена сумела каким-то образом оформить нужные бумаги во Франции – и там же выйти вторично замуж. Готский альманах этот брак игнорировал, но справочник по генеалогии – не самая популярная книга.
– В общем, Сандро, не обижайся, но с тобой надо что-то делать. И если ты сам не в силах, этим займусь я!
Она была все еще красива, и князь не слушал, просто смотрел. «Отщепенцем» в тех кругах, где блистала княгиня, он стал уже давно и не слишком о том печалился. Прочее тоже уже слыхал, причем неоднократно. Все кончено, и кончено давным-давно.
Но ведь пришла. Не забыла!
– Как Стелла? – спросил он, впрочем, без всякой надежды. С дочерью Дикобраз почти не виделся, и не по своей вине. Вначале не позволяла супруга, потом пришлось уехать. Письма, конечно, посылал, но вместо Стеллы отвечала сама княгиня. «У девочки всё в порядке…»
– У девочки всё в порядке, она хорошо учится, а мы с Жоржем уже присмотрели ей вполне достойную партию. Молодой человек нашего круга, обеспеченный и очень перспективный.
…Как и он сам когда-то.
Князь посмотрел в знакомые глаза – и не увидел там ничего. Он вдруг понял, что с бывшим капралом Кувалдой у него куда больше общего.
– Беттина, – проговорил он и умолк. – Беттина…
Первый год после женитьбы они были очень счастливы, по крайней мере, ему так казалось. И потом, когда родилась дочь, все тоже шло хорошо, жена лишь жаловалась, что они редко бывают у знакомых – и ненавязчиво советовала держаться подальше от политики.
– Тебя хотят здесь запереть, – негромко проговорила княгиня. – Без суда, на основании какого-то чрезвычайного указа. Содержание под следствием без ограничения срока.
Дикобраз кивнул. Ожидаемо. «…Не жалуйся, берсальер!»
– Я вытащу тебя отсюда!
Пудреница вновь щелкнула. Звук был резким и неожидан- ным, словно выстрел. Алессандро Руффо ди Скалетта улыбнулся в ответ.
– Зачем тратить силы?
Пудреница была фамильная – бабушкина, купленная в Париже в незапамятные года, память о медовом месяце молодой княгини. На крышке – две длинноволосые наяды, под крышкой – чуть потускневшее от времени зеркальце. Бабушка ею очень дорожила и перед смертью завещала передать будущей супруге наследника рода Руффо ди Скалетта. Беттине поначалу безделица, слишком дешевая и простая, не пришлась по душе, но потом княгиня почему-то передумала – и уложила ее в сумочку.
– Причешись! – требовала она у мужа, поднося зеркальце к самому его носу. – Ну, на кого ты похож? Прямо Минотавр!
Почему именно Минотавр, молодой супруг так и не узнал. Не успел спросить.
Камере зеркало не полагалось, и князь мог лишь представить, каким его видит бывшая жена: двухдневная щетина на помятом лице, острые, обтянутые кожей скулы, глаза, утонувшие под густыми бровями, волосы дыбом – и седина на висках. Дикобраз и в молодости не считал себя красавцем, теперь же ему не дотянуть даже до Минотавра. Отщепенец – самое верное слово.