Аргентина. Крабат - стр. 11
«Mighty… Могучий… могучие двигатели… giant… гигантского… titanic… Титанового? Титанического? Титанового планетобуса… rattled… грохотали в… black thick vacuum… в черном густом вакууме…»
Где грохотали?![26]
– И что? Фройляйн, но это же, извиняюсь… э-э-э… чтиво! Так называемая фан-та-сти-ка! Мы же с вами культурные люди!
Вероника Краузе («Фирма Краузе – иголки для швейных машинок!») взглянула виновато:
– Ох, простите, доктор! Но вы только что с таким старанием пересказали журнальную статью, которую я читала еще в школе. Да-да, про «Liber Chronicarum» Хартмана Шеделя и серебристый небесный ковчег Генриха Птицелова. Кстати, журнал был юмористический.
Почтенный доктор сглотнул… Приосанился.
– Ничего удивительного, фройляйн. В годы Империи при полном отсутствии свободы слова правду приходилось говорить с улыбкой. Эзопов язык! Да-да!.. Статью в «Кривом зеркале», которую вы имели в виду, написал не какой-то щелкоперишка, а известный…
Ее ладонь опустилась на книжную обложку. Остро блеснул синий камень.
– Знаю, доктор. История с Генрихом Птицеловом и в самом деле забавна, хотя гостей с других планет там конечно же не было. Но я хочу показать вам кое-что свежее.
Филолог-германист обиженно засопел:
– Простите, это? Эту… м-макулатуру?
– Прощаю! – взглянула без улыбки, убрала ладонь. – А теперь слушайте!..
– Напрасно курите, Вероника! – заметил Марек Шадов, покосившись на серебряную сигаретницу, только что извлеченную из недр серой сумки. – Исхожу из собственного опыта. Мы с братом начали курить в шесть, бросили в восемь.
– В восемь часов? – улыбнулась она, щелкая зажигалкой. – Утра или вечера?
…В 1918-м, когда начали считать последние пфенниги.
– Конечно же вечера!
«Фройляйн» куда-то сгинула, исчез и кашель вместе с «да-да». Филолог-германист даже слегка помолодел. Вероника Краузе, однако, отнеслась к метаморфозе без малейшего удивления. Привыкла, видать, к чудесам.
– Не обращайте внимания, – немного помолчав, добавил он. – Это у меня хроническое – насчет никотина. Падчерица начала курить как раз в восемь. Не часов, Вероника, – лет. Два года веду разъяснительную работу без малейших шансов на успех.
Девушка повертела в руках сигарету, взглянула в сторону ближайшей урны.
– Нет, все-таки докурю… В восемь лет? Сочувствую, доктор. Я начала в четырнадцать. Сначала меня воспитывала мама, потом – тренер… Все понимаю, но когда прыгнешь затяжным с пяти километров, рука сама тянется к зажигалке. Не шнапсом же стресс снимать!.. Доктор! Надо все же разобраться. Итак, вы не читали книжки про Капитана Астероида. Охотно верю, чушь редкостная. Но почему в ваших лекциях говорится о том же самом? Инопланетная техника – откуда?
Доктор мотнул головой…
…Парик, осторожно!
– Вы уж спросите, так спросите! Из других книжек, вероятно. Сам я с инопланетянами пока не встречался. Но… Совпадений много?
– Давайте считать, доктор.
Филолог-германист послушно раскрыл ладонь. Первый палец…
Инопланетянами он занялся совершенно случайно. Вначале просто ездил по делам, из города в город, превращаясь время от времени в чудаковатого доктора. Шанхай научил многому, в том числе и тому, что скрываться можно по-всякому. Или слиться с уличной толпой – или пройти сквозь нее на ходулях, звеня в бубен. Второе куда надежнее. Кто станет проверять документы у клоуна?