Арена - стр. 11
– Могла бы, наверно. Я бы без сетки, без лонжи полетела, кабы… Ах, и какая же ты счастливая, Надька! – они сели в первом ряду.
Шовкуненко тотчас обернулся.
– Ишь, опять глядит, – недовольно пробормотала Надя.
– И хорошо, пусть, может, сейчас разглядит. – Люся вскочила, поставила ногу на барьер. Гибкая, статная, она была великолепна сегодня в цирке, выглядевшем по-будничному. Склонила голову набок, подбоченилась. Лихая, отчаянная.
– Что с тобой? – Надя потянулась к ней.
– Оставь! Ты вот счастливая!..
Надя робко улыбнулась. Да, счастливая. Цирк принял ее к себе, и она, как все, живет в нем, репетирует, упаковывается, переезжает. Переезжает, чтобы встретиться где-то в другом городе, тоже в цирке, со своей мечтой. Наде казалось, что еще немного, и они встретятся, будут вместе. Вадим – жонглер, но разве жанр помеха для любви, для жизни, ведь оба работают в цирке. Быть может, и он в другом городе переживает то же, что и она. И сквозь действенную, строгую и вместе с тем кипучую жизнь проскальзывают легкие, нежные воспоминания, превращая мечту в цель этой жизни.
Вот она только что окончила студию циркового искусства и сразу… «Повезло!» – говорили подруги, с недоумением оглядывая ее маленькую фигурку. А он: «Привет артистке!» – выкрикивал, пробегая рядом. Он был всеобщий баловень, рослый, с внешностью даже чересчур артистичной. Он сам, как и другие, не сомневался, что карьера ему обеспечена. Надежда часто смотрела с замиранием на его большие руки, в стремительном темпе подбрасывающие булавы. Словно автомат!
Потом ей казалось невероятным, что эти же руки могли иметь дрожащие ладони, которые в исступленной ласке замерли на ее щеках. «Надька, а, Надька!» – негромко шептал он, а Надежда боялась, что он замолчит и певучее, волнующее «Надька» перестанет вокруг разливаться, согревая все необыкновенным теплом и светом.
– Завтра я уже разнарядку получу. Потом в Иваново поеду. Может, там сразу и начну.
– Ух ты, храбрая! Надька-а! – Он быстро наклонился. – Глупая… Чего забоялась? Целую же. Молчит…
Он крепче прижал ее к себе и приподнял так, что глаза их оказались на одном уровне.
– Что ты делаешь?
Надежде было страшно ощущать его глаза близко и прямо перед собой. Она привыкла глядеть в них снизу вверх: маленький рост и что-то другое, в чем, пожалуй, трудно сознаться не другим, а самой себе, заставляли ее смотреть на него снизу вверх.
– Делаю что хочу! Потому как ты есть Надька, гадкий утенок и преимущественно мой! – Он бережно опустил ее на пол, хотел поцеловать, но вдруг оттолкнул и крикнул:
– Уходи от меня! Слышишь? Поскорее! – А сам все крепче и по-хозяйски сжимал ее своими громадными сильными руками…
Сейчас Наде не хватало этих родных рук. Рядом был только Шовкуненко с его неожиданными переходами чувств от раздражения к непонятной нежности. Но ей нужно было другое чувство, которое согревало бы даже в трудные минуты. Вадим, где же ты?
– Надь, ты замечталась? О чем ты? Да очнись же! – Люся подтолкнула подругу. – Слышь, Надюшка! Давай меняться. Приедем в новый город, ты иди вместо меня в наш полет. Тебе в полете лучше будет. А я к Шовкуненко. Гляди, чем мы не пара?
– Люся?! – Надя удивленно и растерянно огляделась.
Шовкуненко поймал ее взгляд.
– Чего так смотришь? Ну да, хочу навсегда быть в его номере. Хочу! Ведь если б не ты, не прислали бы тебя, новой партнершей я пошла бы. И он взял бы меня в свой номер. Думаешь, нет?