Арабские сны - стр. 27
– А она и не узнает, зачем ей знать? Пусть спит себе спокойно, – предложила я, подмигнув ему, как заправский заговорщик.
– О! Эта узнает! От нее разве скроешься? У каждой стены ее уши, у каждой двери ее глаза. Такая… – Масуд-ага, изо рта которого чуть было не вырвалось непристойное ругательство, поспешил прикрыть рукой рот. – А валиде другую девушку для повелителя выбрала – Зулейку твою. Не простит, что ослушались, и тебе достанется.
Ну ничего себе! Лерка, оказывается, котируется не в пример мне. Аж обидно стало.
– И что же нам делать?
– Врать, – ответил он мне без тени стыда и уже шепотом добавил: – О аллах, аллах…
Евнух смотрел на меня, не моргая, словно ожидал какой-то особенной реакции. Его масленые, медового цвета глаза прищурились, а уголки рта подергивались, как при нервном тике. Он явно чего-то хотел. В свете горящих факелов, треск от которых нарушал коридорную тишину, его лицо приобрело какое-то зловещее выражение – как у пирата или разбойника с большой дороги. Али-Баба – ни дать ни взять.
– Ага, скажи прямо, что ты хочешь? – спросила я, не выдержав его пристального взгляда.
– Бакшиш, – сказал он и тут же осмотрелся вокруг, проверяя – не слышит ли нас кто посторонний.
– Это еще что такое?
Масуд-ага широко оскалился и начал теребить пальцы, как будто отсчитывает купюры.
– А-а-а, магарыч! – дошло до меня.
– Тише ты, дурная! Что еще за грязные словечки?! У татар набралась? – Он воровато осмотрелся и приблизился ко мне вплотную: – После ночи падишах тебя золотом да драгоценностями осыпать будет, вот и поделишься с несчастным Масуд-агой.
Вот же корыстная скотина! Лишь бы кусок урвать. Я недовольно сморщилась.
– Ну а что я получу взамен?
– Пойдем, сейчас узнаешь.
Мужчина (ну, или то, что от него осталось) развернулся и вновь быстро-быстро засеменил в сторону гарема. Когда мы подошли к дверям покоев Дэрьи Хатун, я схватила его за рукав и едва не повалила на пол.
– Ты чего, ага? Совсем голову потерял? Сдать меня госпоже хочешь? Вот она какая – твоя помощь?! – я смотрела на него испепеляющим взглядом, а внутри все дрожало и сжималось от страха.
– Пусти, бестолковая! А то и правда расскажу! – огрызнулся он и резким движением вырвал руку.
Я зажмурилась и закрыла глаза. Будь что будет. Масуд-ага тем временем легонько постучал в резную узкую дверь и, выждав немного, открыл ее.
– Заходи, – прошипел он мне и тут же надел на лицо маску любезности и подобострастия.
– Госпожа! Доброго вам вечера! – запел он, расшаркиваясь перед сидящей на диване и опухшей от слез фавориткой.
Ее волосы были растрепаны и спутаны, глаза и нос покраснели, в дрожащих руках она сжимала белый хлопковый платок, а из одежды на ней была только ночная атласная рубаха да широкий халат из зеленой тафты. Вид – совсем не подобающий женщине ее положения.
– А, вот и ты! – она вскочила с дивана и посмотрела на меня так, точно уже приговорила к смерти. – Где тебя шайтан весь день носит? Бесстыжая! Я тебя за калфой послала, а ты решила себе выходной устроить?! – ее голос сорвался на визг, а глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит от злости.
Я вся сжалась в комок от ужаса и медленно попятилась к двери. В ушах от ее визга зазвенело – точно возле моей головы надоедливый комар решил выписывать круги, пронзая воздух своим ужасным писком.