Априори Life 2 - стр. 12
Меня снова наполнило раздражение. Кто этот идиот? И каков смысл всех этих тупых шуток?
Я рывком утянула Сашу назад и, вплотную приблизившись к его лицу, процедила сквозь зубы: "Ты надо мной издеваешься? Я не для того сюда приехала, чтоб наигранно улыбаться и вести непринужденные беседы о возвращение в дизайн интерьера стиля рококо!"
– Ты совсем спятила?! – прошипел он, отбрасывая мою руку. – Соберись, пожалуйста, и постарайся снова не сорвать всю проделанную работу одной своей нелепой выходкой. Или, проще говоря, закрой рот и слушай.
Ничего другого мне не оставалось. Я, молча в очередной раз, сглотнула нелестное напоминание в свой адрес, и, как ни в чем не бывало, проследовала за ним. Мы сели в сумрачной гостиной за круглый столик из темного стекла в глубокие черные кресла. Чем-то мне это напомнило сеанс психотерапии, – мы вдвоем напротив кресла хозяйки, стоящего спинкой к закрытому полупрозрачными шторами окну. Проникающий сквозь тонкую текстуру свет как-то мистически формировал ее образ, скрывая четкость деталей на фоне общего силуэта.
– Чай, кофе? – прозвучали стандартные фразы, и будто по заказу вдруг материализовался молодой паренек лет шестнадцати в холщовой рубашке с двумя чайничками на подносе и сервизными чашками.
Мне ничего не хотелось. Мне было не комфортно под этим плотным сканирующим взглядом небесно-лазурных глаз. Как будто кто-то пронизывал мой позвоночник, начиная от копчика медленно пробираясь вверх тонкой металлической проволокой. Энигма не сводила с меня глаз, но что еще более пугающее, – свой я не могла отвести тоже. Она будто держала меня в тисках, своего рода гипноз, когда смотришь, понимаешь, что неприятно, но оторваться не можешь.
Эта ватная пауза, казалось, длилась целую вечность. Саша молча опускал кубики сахара в кофе, будто и не замечая вовсе, что происходит между мной и хозяйкой, только почему-то очень медленно. Словно в замедленной съемке кисть его руки совершала круговые движения маленькой ложечкой, а создаваемые от соприкосновений со стенками чашки звуки отрывками доносились, будто сквозь вакуум. Я сидела, вцепившись руками в ручки кресла. Вся моя поза была одним напряжением, каждая мышца налита и тонизирована. Я не двигалась, я была прикована глазами к этой женщине, которая, не переставая, буравила меня взглядом, ставшим вдруг таким тяжелым и пронизывающим, и едва заметно что-то нашептывала своими налитыми полными губами. Меня будто пытались вывернуть наизнанку. Мышцы непроизвольно сокращались и сдавливались спазмами. Мне стало казаться, что еще немного и меня вывернет, желудок отзывался характерными позывами. Но что еще было более странным, – я будто видела это все со стороны…
Последнее, что я еще успела запомнить, были резко сузившиеся до едва заметной вертикальной полосочки зрачки Энигмы. Больше видеть мне ничего не хотелось, и, не выдержав, я выскочила из кресла.
Спустя некоторое время Саша нашел меня в саду.
– Пошли, – подхватив меня под руку, сказал он.
Я оглянулась на него и, не увидев во взгляде хотя бы намека на желание меня понять, последовала за ним. Я не скрою, меня интересовало, что же в итоге сказала Энигма, и чем закончилась их беседа, но спрашивать не решалась, – духу, видимо, не хватало.
Обратная дорога, говорят, всегда короче… не знаю. Может потому, что срубает беспокойный поверхностный сон, а может просто есть над чем подвести итоги. Мне было, о чем поразмыслить. Кошки целой гурьбой вновь заскребли по душе, явно что-то закапывая, то ли с перепугу от количества воздушных ям за все время полета, то ли по старой памяти. Початая еще перед посадкой бутылка из duty free плохо спасала, от обеда я отказалась. Саша не полетел со мной. Сказал, что еще нужно уладить детали, лишь всучил белый конверт со словами, что перемены неизбежны и обратной дороги нет. Тоже мне, открыл, как говорится, Америку. Сколько раз за времена своей деятельности я получала такие конверты с последующими инструкциями, сколько раз приступала к заданиям, даже не раскрывая конверта, сколько раз выполняла изложенное пошагово и беспрекословно, и лишь единожды оступилась…