Антропогенный фактор - стр. 2
– Так мы с вами последнюю партию и не доиграли, – улыбнулся Паламоуши. – Не люблю оставаться в проигрыше.
В нашем мини-матче я вёл со счётом 6 : 5, но в отложенной партии капитан имел хорошие шансы сравнять счёт.
– Запишите позицию, и на обратном пути доиграем, – предложил я.
– Через год?
– Через год.
– Если доживём, – рассмеялся Паламоуши. При его росте под три метра, весьма скромном для гауробцев, и раскатистом утробном смехе, фраза прозвучала зловеще, но ни в коем случае не следует оценивать представителей иных рас с точки зрения человеческой психологии. Рокочущий смех и неприятный оскал означали у гауробцев добродушие.
– Обязательно доживём! – заверил я, но в груди непроизвольно разлился холодок. Всё-таки я человек, и ничто человеческое мне не чуждо. В том числе и стереотипы людской психологии, учитывая, где мне предстояло провести этот год. Дожить до обратного рейса очень хотелось.
– Ни пуха, ни пера, – сказал Паламоуши и протянул руку. – Кажется, так у вас говорят при прощании?
Не будучи уверенным, что капитан поймёт меня правильно, я не стал посылать его к чёрту.
– А вам – семь футов под килем! Так у нас говорят, провожая корабли.
Я подержался за его руку и отпустил. Пожать широкую, как лопата, ладонь гауробца не представлялось возможным.
– Счастливо! – кивнул Паламоуши и распахнул передо мной люк посадочной капсулы.
– Взаимно, – сказал я, вошёл в капсулу, повернулся и помахал рукой.
Люк затворился, прошипел гидравликой герметический створ, и я, усевшись в кресло, пристегнулся. Капсула дёрнулась, поплыла к шлюзу, а затем наступила невесомость.
Вестибулярный аппарат у меня весьма слабый, и я даже в малых дозах не переношу карусели, качели, морскую качку. То же самое касается и невесомости. Кое-кто испытывает в невесомости чувство эйфории, но только не я. Какая-такая эйфория, когда желудок подступает к горлу, голова кружится, в глазах начинает рябить, а в ушах шуметь?
В иллюминатор я старался не глядеть, чтобы от вида вращающейся внизу поверхности Марауканы не стало совсем тошно. Не хотелось на глазах у встречающих выбираться из посадочной капсулы на карачках. Не лучшая рекомендация для нового сотрудника.
Наконец послышался щелчок оболочечной мембраны, пропустившей капсулу в земную атмосферу над платформой, и через минуту капсула замерла. Вернувшаяся сила тяжести вжала в кресло, и я с облегчением перевёл дух. Однако вставать не торопился. Посидел немного, приходя в себя, вытер с лица обильный пот, и только затем отстегнул ремни безопасности.
И всё же, когда встал и, распахнув дверь, шагнул наружу, меня немного пошатывало.
Большое красное солнце стояло в зените, кое-где на фиолетовом небосводе проступали блеклые звёзды, и после яркого освещения внутри посадочной капсулы создавалось впечатление, что я вступил в мир вечных сумерек. Впрочем, по геологическим понятиям, для Марауканы так, фактически, и было.
Вопреки ожиданию, меня никто не встречал. Скорее всего, персонал находился на нижних ярусах, рассортировывая прибывшие контейнеры с оборудованием.
Я глубоко, с нескрываемым удовольствием, вдохнул земной воздух. Конечно, он тоже был искусственным, как и на корабле, но, в отличие от унифицированного для гуманоидов Галактического Союза состава кислородно-азотной смеси, в воздухе над платформой содержались микрокомпоненты, соответствующие составу земной атмосферы.