Антисваха против василиска - стр. 13
«Аней я осталась только для самой себя, для всех других я давным-давно мама, бабушка, Анна Ильинична. Интересно, если я в самом деле проживу ещё сто лет, то начну ощущать себя старушкой? Той щупленькой, седенькой старушкой, что вижу в зеркале? Или единственный внутренний признак прожитых лет – полное согласие с изречением, что возраст определяется не годами, а числом развеянных иллюзий? И плюсом – накопившаяся дикая усталость и всё сильнее разгорающийся жуткий страх пережить кого-либо из своих родных, как пережила двоих мужей?»
Трое сыновей Ани хоть и щеголяли давным-давно седой шевелюрой, а возраст начинали с цифры «семь», всем своим крепким видом доказывали необоснованность материнских страхов. Внуки и внучки и вовсе были весьма себе здоровыми индивидуумами «среднего возраста» – так обиженно поправил своего маленького внучатого племянника один из мужчин, которого назвали «пожилым».
«Во времена моей юности 55-летние люди смиренно признавали себя стариками, – рассеянно думала Аня, ловко перехватывая морщинистой рукой подползающую к горе подарков праправнучку: девочка явно нацелилась распотрошить книгу в ярком переплёте. – Время течёт, мир меняется. Особенно сильно он изменился за тот век, что прожила я...»
Кадры воспоминаний калейдоскопом закружились перед глазами именинницы: детство в стране, изнурённой революцией и противостоянием красных и белых, первая любовь и великая война. Период разрухи и скитаний по гарнизонам, короткая полоса счастья и вновь чёрная полоса, из которой она с усилием выныривает: в строгом костюме директора собственного лицея. Двенадцать лет она возглавляла учебное заведение, пока не пришла пора передать его в надёжные и заботливые руки нового директора: после тяжело перенесённого гриппа Аня наконец-то ушла на пенсию. В возрасте 92 лет...
Судьба отмерила ей много лет, да только продолжительность жизни не гарантирует её благополучия: оно, как и всегда, исключительно в руках человека и той судьбы, что ему предначертана свыше: как её первому мужу было суждено умереть молодым.
«Сколько лет прошло, а лицо Славы помню, будто лишь вчера познакомились, – со светлой грустью вспомнила Аня первого супруга. – И Гришу помню не тем озлобленным умирающим стариком, каким он был в последний год своей жизни, а молодым красивым офицером, счастливым от того, что небо над головой не вспарывает рёв сирен, и гордым, что победа – результат и его усилий тоже. Когда за спиной целый век, хранить в своей слабеющей памяти надо только самые светлые моменты...»
Юбилей отгремел. Сыновья отвезли Аню из ресторана в её квартирку, которую она решительно отказывалась менять на большую в лучшем районе: зачем ей лишние квадратные метры, если она еле-еле справляется с уборкой этих?
– Отдыхай, мамуль, замучили мы тебя празднованием, – понимающе сказал старший сын, аккуратно складывая на стол все подарки. – Завтра уезжаем в пансионат на море, помнишь?
– Альцгеймер ещё не готов записать меня в пациентки, так что помню, – улыбнулась Аня.
– Может, сразу к нам поедем? Чего тебе одной сидеть?
– Сам же сказал: отдыхать от вас буду, шумные вы мои. Идите уже, – отправила сыновей по домам Аня и заперла дверь.
Ей в самом деле хотелось одиночества. И покоя. Но покой ей только снился: утром они большой компанией отправились в пансионат. Домой Аня вернулась через месяц. Разобрав сумку, она проковыляла на кухню, села за стол и опустила голову на скрещенные руки.