Антиблокада - стр. 22
За два часа прошли 28 километров. Ребята вырезали два полицейских пункта. Здесь уже не до сантиментов. Дорогу форсировали без осложнений. Отошли от неё ещё восемь километров, легли на привал и днёвку, так как начали летать «шторьхи». Оторвались от берега Черёхи, залегли вдоль шоссе в трех километрах. Шесть человек послали замести лыжню. В восьми километрах от нас хороший густой лес, но туда днём не дойти. Потом шоссе Остров-Порхов. Зарылись в снег, мёрзнем, но лежим. Через пять часов выдвинул разведку к бору. Там немцы. Много. Пошли назад на юго-запад. Западнее Островки удалось форсировать шоссе. Лесами вошли в Партизанский край. Ещё сорок километров и мы у Германа! Но, утром нас обнаруживает «Шторьх». Мы его сбиваем, но поздно. Связались с Евстигнеевым, а он со штабом партизанского движения. Дали волну Германа. Его отряд в 35 километрах, а наш аръегард уже сдерживает эсэсовцев. Двадцать добровольцев остаются на заслоне, а мы рванули к озёрам полным ходом. Сзади наших штурмуют «мессера» и «лапотники». Два часа слышались звуки выстрелов. Потом всё стихло. Вроде оторвались, дал людям возможность поесть. Много обмороженных. Скорость движения упала до 8 километров в час. Наконец ночью раздаётся: «Стой, кто идёт! Пароль!» Вышли!
– Максим! Здравствуй! Потери большие?
– Привет Саша! Огромные! Тридцать один человек.
– Двадцать три, Максим. Пятеро в первой бригаде у Литвинова, девчонки во второй. Возможности отдохнуть нет. У меня обоз уходит на ту сторону. Уходите вместе с ним. Командование передало благодарность: 22 тысячи тонн бензина, 66 «Юнкерсов» сожжено на аэродроме. Будешь в наших краях, заглядывай, Максим! Всегда будем рады!
Про себя подумал: «Будете у нас на Колыме…»
– В общем, так, капитан! Приказано оставить 4-х радисток и 4 станции у меня, остальным выходить вместе с обозом. Заодно избавишь меня от его охраны. Начальник обоза Игнатьев, он постоянно ходит туда-сюда. Слушай его. У него 10 ходок. Давай, успехов! И, на посошок и лёгкий ход ноги. Вздрогнули, разведка!
Как единственная девушка в роте все восемь суток Женечка Артемьева ехала в розвальнях вместе со мной и Игнатьевым. Спала со мной под одним полушубком. Смешно морщила носик, когда её будили. Разговаривала со мной во сне. Самое смешное случилось после выхода. Уже в Родочах она пришла доложить об обмороженных. Я принял доклад, а потом приобнял её, спросив, почему она такая серьёзная. Она скинула мою руку и совершенно серьёзным голосом заявила:
– Товарищ капитан! Так себя ведут с совершенно близким человеком. Я повода для такой фамильярности не давала! Хотите, чтобы я стала Вашей женой? Я – согласна. А в ППЖ я не гожусь! Этого не будет! – и подобрала нижнюю губу.
Я смотрел на неё и понимал, что от моего ответа сейчас зависит всё.
– А сельсовет открыт?
Женя покраснела до ушей. Ответа у неё не было.
– Вы – согласны?
– Ищи председателя.
– Хорошо, сейчас найду. – она повернулась к выходу.
– Постой, Женя, мне помнится, что ты говорила что-то о каком-то, любимом тобой, человеке, из-за которого ты отказала Косте.
– Говорила! – ответила она, повернув голову, – Есть такой! И он, только что, согласился стать моим мужем. Пошла искать Председателя, а то вдруг передумает! Ищите свидетелей, товарищ капитан! – улыбнулась она.