Anthropos phago - стр. 24
Дойл положил бумагу на стол и медленно прошелся по комнате. Франк не видел его лица, но надеялся, что тот в бешенстве, и сейчас это интервью закончится, а вместе с ним и весь кошмар.
– Вы бывали в Ирландии? – вдруг услышал он.
– Нет.
– Тогда откуда вам известно про облака, холмы, ирландские туманы?
– Облака и холмы есть везде, – равнодушно ответил Франк.
– Сколько вам лет, юноша?
– Тридцать.
– Откуда вы все это знаете, черт побери? Я никому этого не рассказывал!
– Обычная судьба заурядной иммигрантской семьи.
Дойл какое-то время молчал, потом спросил:
– Что же, ничего серьезнее в вашей газете, чем писать о зоопарке, вам не доверяли? Были на подхвате?
– Я сам выбрал эту тему! – вспыхнул Франк.
– Сами? Зачем? Ничего интереснее не нашлось?
– Я писал репортаж о жирафе…
Дойл хрипло засмеялся.
– Да! О жирафе! О том, как его убили!
– Кто?
– Руководство зоопарка!
– Зачем?
– Он оказался лишним. Некстати родился. За ним некому было ухаживать, негде содержать и нечем кормить.
– Замечательно!
– А убили его на глазах детей, которые в этот момент были в зоопарке, а потом служащие при всех разрезали его тушу на части и скормили тиграм.
– Прекрасно!
А через два месяца этих тигров тоже убили.
– Почему?
– Расплодились. Их стало слишком много.
– А кому скормили их?
– Детям… То есть, посетителям. Теперь, почти при каждом зоопарке есть ресторан с меню экзотической кухни.
– Куда можно заранее позвонить и заказать мясо… розового фламинго?
– Что-то в этом роде.
– Розовый бифштекс!
– С розовой кровью.
– Что же, ваше интервью имело успех, прошло на ура?
– Его не поместили в номер.
– Почему?
– Сказали, что тема неактуальна. Это гуманно – убивать лишних животных.
– Гуманно?
– Ведь мы питаемся мясом свиньи или коровы, почему же нельзя убить носорога или слона?
– Вы согласились с этим?
– Что я мог сделать?
– А что вы сами думаете на этот счет?
– Наверное, они правы.
– И вы стали бы есть того жирафа?
– Я? Нет.
– Почему?
– Потому что у него было имя, потому что его любили, черт возьми, на него ходили смотреть тысячи людей.
– А потом зарезали… Оторвали голову, – пробормотал Дойл. – Скоро они начнут питаться человечиной, и делать это, как само собой разумеющееся.
– Вас так взволновала эта история? – воскликнул Франк.
Дойл ничего не ответил.
– Вас беспокоит судьба животных? А людей?
Дойл испытующе на него посмотрел, продолжая молчать.
– Вы держите меня в заложниках?
– Я здесь не причем. Вы оказались заложником ситуации, не более того… Так. Дальше вы будете писать сами, я буду только предоставлять необходимые факты, а потом проверять… Где вы учились?
– На журфаке.
– Хорошо.
– Что делать с этим? – и Франк показал на лист бумаги с его писаниной.
– Оставьте. Только вымарайте кусок с Куртом. Не трогайте этого парня. Наша история не имеет к нему никакого отношения… Все. На сегодня хватит, ступайте к себе, завтра продолжим, – и он повернулся к стене, где висело множество фотографий.
– Я посмотрел ваши каракули за те три дня, которые вы у меня провели. Пишите аккуратнее – невозможно читать! – заявил Дойл.
– Я не могу писать этой ручкой, – вспыхнул Франк. За это время он успел возненавидеть этого занудливого старика и уже с трудом его переносил. Каждый день с утра до вечера они проводили в доме писателя. Никуда не выходили. Даже еду им приносили из ресторана. Ели они на убого обставленной кухне. Во время трапезы старик молчал, равнодушно съедая то, что было в тарелке, и не обращал никакого внимания на Франка. А потом они возвращались в кабинет, где он продолжал наговаривать истории из своей жизни. Иногда Франку казалось, что он потерял счет времени. Он чувствовал себя лучше и уже начал забывать кошмар тех дней. Видимо, то были последствия болезни, – думал он, – а, может быть, пора отсюда сбежать? Уйти, не попрощавшись?!