Анна Леопольдовна - стр. 51
Каравак очень самолюбив, он сердито критиковал скульптора-шведа. Напротив тронного места, в аванзале, примыкающем к большому залу, устроен буфет. Каравак объяснил нам, что здесь поставят вазы из японского, китайского и саксонского фарфора, а также много замечательной серебряной посуды. В зале покамест прохладно. Каравак сказал, что зал будет обогреваться четырьмя большими печами, они будут устроены в нижнем этаже, наверх будет подниматься лишь чистое тепло, оно будет исходить из раскрытых ртов нескольких лепных гротескных масок, укрепленных на стенах.
Затем господин художник разбранил по-французски свое го помощника, высоко задирая лысую голову и громко крича. Но, конечно, непристойные слова не были употреблены. Русский живописец повернулся на лесах и принялся задом спускаться вниз. Мне было приятно узнать, что он понимает французский язык. Но разве могло быть иначе?! Я почти повеселела, но тотчас вспомнила, что он женат на босой дочери чесальщицы пяток, и почувствовала, как накатывает новый приступ тоски.
Когда живописец очутился внизу, гнев Каравака уже совершенно прошел. Он сказал нам, что его помощник прекрасно может рассказать нам содержание незавершенных росписей. Теперь я видела этого человека, причинного моим мучениям, совсем близко от себя. Он отдал нам два поклона, причем первый, особенно почтительный, предназначался принцессе. У него длинные красивые ноги, несколько, пожалуй, худые. Выражение удлиненного лица, довольно бледного, учтивое и кроткое. Он спросил по-немецки, какой язык предпочитает Ее высочество слышать в его рассказе о росписях… Я подумала, что все же вряд ли он имел в виду желание принцессы. Разве не естественно говорить с русской принцессой на русском языке? Скорее он мог иметь в виду меня, потому и заговорил по-немецки… Или я выдумываю то, чего нет и не может быть?.. Принцесса повелела ему говорить на французском языке. Она справедливо и разумно предположила, что рассказывать о росписях, которые делает художник-француз, лучше всего по-французски… Живописец поклонился и начал говорить на хорошем французском языке, то и дело поднимая руку, показывая нам фигуры и композиции. Мне было приятно слушать его интересный рассказ. Он говорил так связно, так точно и с такою тонкостью наблюдения подмечал детали… Мне уже казалось, он говорит для меня… Из чужого и чуждого для меня существа он преображался в человека милого, понятного, близкого… Я почти забыла о чувстве погубленной моей жизни… Я ожила; в душе явились надежды, смутные и простые, тривиальные надежды влюбленной девушки на встречи с любимым… Разумеется, не могло быть и речи о свиданиях наедине! Но отчего же я не могу иногда видеть его? Я знаю, что никогда не разлюблю его и потому жизнь моя погублена безвозвратно… Вот потому-то я и могу быть спокойна…
Плафон покрыт живописью по холсту – без сомнения, чтобы ускорить его создание; однако неизвестно, сколько он продержится. Разумеется, Андрей (буду звать его по имени) не сказал ничего об этом, но мне было не так трудно догадаться.
Сюжет на середине потолка – вступление Ее величества, нынешней императрицы, на престол. Фигуры, олицетворяющие Религию и Добродетель, представляют новую правительницу России, которая на коленях приветствует ее и вручает ей корону. Духовное сословие и царства Казанское, Астраханское, Сибирское, а также многие татарские и калмыцкие народы, признающие власть Русской короны, стоят рядом, выражая жестами и выражением лиц свою радость. Изображения почти завершены, это работа Андрея. Он рассказал, что было не так просто вызнать, как одеваются все эти люди. Я впервые видела эти своеобразные костюмы разнообразных подданных империи Всероссийской.