Анна Каренина. Вариант ХХІ века - стр. 16

– Пойдем, Костя, я познакомлю тебя со своей подругой. – Кити потянула Левина в глубь зала, шепча что-то на ухо – Она француженка, мы ее назывем мадмуазель Нордстон.

Левин покорно следовал за Кити, ему было все равно, лишь бы идти за ней, куда угодно. Он никого и ничего не замечал вокруг, лишь ее одну. Он очнулся только тогда, когда почувствовал на своей щеке чей-то поцелуй.

– Очень приятно, Нордстон.

Левин с изумлением смотрел на лысую девушку, которая стояла перед ним и улыбалась, как ему показалось совершенно распутными глазами.

– Это твоя подруга? – Левин с изумлением перевел взгляд на Кити. Ее свет сразу померк в его глазах, нимб над головой куда-то улетучился. Кити в один момент сделалась намного проще и доступней.

– Я ее очень люблю, – улыбнулась Кити. Она понимала, какое впечатление произвела француженка на него.

– Ты спросила надолго ли я здесь? – проговорил Левин глядя ей прямо в глаза. – Так вот, все зависит только от тебя. Левин заметил, как при этих словах поскучнела Кити. Она отвернулась на минуту, потом посмотрела на него. И произнесла:

– Хорошо, приходи к нам завтра, там и поговорим.

– Да, обязательно приду, а сейчас, извини, дела. Я заехал посмотреть на тебя. Рад, что это удалось. Пока.

Левин поспешил к выходу. Он сознавал, что его уход на самом деле сильно напоминал бегство. Этот раунд он уж точно не выиграл. Будет хорошо, если хотя бы не проиграл. Но об этом он узнает только завтра.

Левин с Облонским ужинали в ресторане. Облонский выбрал один из дорогих заведений в самом центре Питера, славящимся тем, что шеф-повар ресторана Пьер Легрэ был француз, обладатель нескольких мишленовских звезд. Облонский считал Пьера своим другом и, если выпадала нужда блеснуть перед своим визави изысканным вкусом в делах чревоугодия, вел его именно сюда. Да и сам в гордом одиночестве любил бывать в этом месте. Когда жизнь доставала его, казалась совершенно невыносимой или очень пресной на вкус, Степан Аркадьевич садился за свой излюбленный столик и заказывал все, что только душа пожелает. А душа его почему-то всегда желала всего самого отменного и самого лучшего, что было в меню. Степан Аркадьевич не скупился на удовлетворение своих прихотей. Если бы Долли увидела его ресторанные счета после таких загулов, с ней бы случилась истерика. Но Стива ревностно оберегал покой своей жены, и ни разу не дал ей повода испытать ни одного деструктивного чувства по этому поводу. Да и вообще, по любым другим поводам. Стива был мастер по сокрытию разных компрометирующих фактов своей жизни. До сих пор всегда и во всем все ему сходило с рук, и, видимо, зря. Именно по этой причине, как считал Стива, он утратил бдительность и допустил такой непростительный прокол с филлипинкой.

– Эх, а филлипиночка была что надо, – Стива вздохнул с сожалением, – жаль, что Долли ее выгнала так быстро, не успел ее испробовать на вкус, как следует. Первый голод утолил, только почувствовал азарт – и на тебе такой облом. Ну да ладно. Дай бог, ни она первая, ни она последняя…

Облонский сфокусировал свой взгляд на подошедшей молоденькой официантке, с удовольствием глядя на ее ладную стройную фигуру в облегающем платье. Девушка протянула гостям меню и винную карту. Облонский взял книжечку и, вальяжно откинувшись на спинку кресла, неторопливо стал просматривать его. Несмотря на то, что он знал меню этого ресторана чуть ли не наизусть, он каждый раз изучал его с особенной тщательностью. Для Степана Аркадьевича это действие было своеобразной медитацией, наполняющей его сердце радостью от предвкушения предстоящего удовольствия.