Анна, Ханна и Юханна - стр. 8
Утерянный мир, утерянная страна, утерянное безвозвратно детство.
«Однажды мы шли на тот мыс, взявшись за руки. Шли с пледом и котомкой с едой. Там лежали бутерброды. Для себя ты взяла кофе, а для меня сок. Мне хотелось казаться взрослой», – вспомнила Анна и помрачнела. Одновременно с печалью она ощутила и раздражение. Почему все заканчивается так мерзко, так варварски?
«Моя мама была красива, как этот пейзаж, а теперь она разваливается на глазах, а я пытаюсь научиться принимать это со смирением. Со временем, и очень скоро, я тоже стану старой».
Пора ехать домой. Впрочем, спешить ей некуда, ведь отец спит.
Тихо, как вор, она проникла в дом и после недолгих поисков обнаружила наконец то, что давно хотела найти – фотоальбом. Но снимки не пробудили и не оживили память. Это были всего лишь внешние картинки, констатация фактов. Да, тогда все выглядело так.
Она осторожно выдвинула ящик стола, чтобы положить на место старый альбом. Он не хотел помещаться в ящике, и Анне потребовалось какое-то время, чтобы понять почему. Она отложила альбом и заглянула в ящик. Под цветной бумагой, которой мама в незапамятные времена выстлала дно, лежала еще одна фотография, под стеклом и в рамке. Бабушка!
Анна отвела взгляд от фотографии и удивленно посмотрела на стену, где всегда висела эта фотография, рядом с такими же портретами других бабушек и дедушек, детей и внуков. Да, так и есть, портрет висел там, об этом говорило и пятно на выцветших обоях.
Что за причуда? Зачем отцу понадобилось снимать со стены фото бабушки? Он ее не любил? Но сам ли он снял портрет?
«Да и что я, собственно говоря, знаю? Что, вообще, можно знать о родителях? А о детях? И почему это так важно? Почему мы воспринимаем как недостаток отсутствие воспоминаний и понимания? Для меня это как пустота, которую надо заполнить. Как будто у меня не было детства, а только рассказы о нем, о том, что тогда происходило, а может быть, и не происходило вовсе».
Они были отличными рассказчиками, особенно мама – она умела оживить любой рассказ, сделать его зримым.
Не были ли нарисованные ею картины слишком позолоченными?
Папину привычку кое-что прибавлять к своим рассказам только для того, чтобы слушающий мог извлечь из рассказа какой-то сложный урок, мама плохо понимала и в молодости, она приукрашивала по-своему. Но ей это было простительно, так как ее рассказы получались захватывающими и поразительно интересными.
Анна тихонько прокралась вверх по лестнице в свою старую детскую, села на кровать и только теперь почувствовала, как устала. Едва не засыпая, она все же поняла, что сделала важное открытие. Может быть, она представляет свое детство не таким, каким оно было на самом деле, а таким, каким его преподнесли ей в описаниях. Это были всего лишь рассказы, и чувства она испытывала к ним, а не к своему детству.
Не так ли зарождается отчуждение?
Она проснулась оттого, что старик внизу, в кухне, начал возиться с кофейником. Анна встала и, испытывая угрызения совести, спустилась по лестнице.
– Ага, вот и ты, – сказал он и улыбнулся. – Я, кажется, спал, когда ты пришла и поздоровалась.
– Ты забыл?
– Я теперь так легко все забываю.
Анна забрала у него кофейник:
– Сядь на диван, я сама заварю кофе.
Она нашла в холодильнике корицу, потом поставила кофейник на огонь, встала у плиты и принялась смотреть, как закипает вода, как пузырьки пара с шипением проскакивают сквозь бумажный фильтр. Анна вдыхала аромат кофе и рассеянно, не вникая в смысл, слушала длинный рассказ отца о том, как он однажды повстречал в море кита, когда шел под парусом из Скагена. Это была старая-старая история, и она слушала ее великое множество раз, и каждый раз с удовольствием.