Анна Ахматова. Когда мы вздумали родиться - стр. 15

Выступает Юлий Ким

Я Ахматову видел не единожды. Но на портрете. На портрете я ее видел, исполненном Юрием Ковалем, у которого был период шаризма. Он все рисовал в виде шаров. Шары были прекрасны, но за ними терялось сходство с оригиналом. Поэтому единственное, что я понял, что он воспринял Ахматову, как явление величественное. И действительно, это было несколько величественных шаров, а что это была Ахматова, трудно было догадаться, если бы не подпись. Потом я видел Ахматову еще в собрании Гарика Губермана, но он привез это, по-моему, либо из Сочи, либо из какой-нибудь тьмутаракани… Это была небольшая статуэтка, изображающая женщину в белом, с огромными лиловыми губами, такими же глазами и пунцовыми щеками. Чтобы мы не ошиблись, внизу было написано «Ахматова». Гарик вообще любит собирать кич. Ну и наконец еще одно воспоминание, связанное с Ахматовой, другого рода. Это воспоминание музыкальное. Композитор Дашкевич, с которым я сотрудничаю довольно давно, написал музыку к ее «Реквиему». Это было сочинение для солистки с мужским хором. Солистка нашлась сразу, его любимая и многими нами ценимая и любимая Елена Камбурова, которая мгновенно выучила всю эту довольно сложную партию свою и всю спела. Она пела текст, а мужской хор должен был сопровождать вокализ. То есть он пел букву «а» по нотам, которые предписал ему Дашкевич. Это «а» звучало местами очень сильно. Интересно, где нашел Дашкевич этот мужской хор. Он долго искал для Камбуровой достойное вокальное мужское обрамление, и этим хором оказался, в зале Чайковского было дело, хор МВД. И этот хор МВД явился в своих форменных мундирах милицейских, с погонами. Мундиры все были отутюжены, выглядели очень красиво. Папки с нотами у них были красные. Это был абсолютно конвой. И этот конвой очень старательно пел предписанные ему ноты, и получалось очень сильное впечатление, причем с каким-то двойным смыслом. Потом, я помню, какой-то лохматый неврастенический тип налетел на меня, почему-то на меня, а не на Дашкевича. Ну, вероятно, он знал о нашей с ним дружбе… в перерыве, а нет, после этого события он налетел и закричал: «Это кощунство! Это кощунство!» Но я с ним не согласился. Мне казалось, что именно так и должно быть. Так им и надо, пусть поют. И вот на этом мои воспоминания заканчиваются, и я приступаю…

Но, прежде чем петь, я решил почитать стихи, вдохновившись примером Городницкого, тем более что с его именем эти стихи и связаны. Как-то мы с ним провели, довольно бесславный в смысле финансовом, концертный тур по северу, зато за это время мы с ним хорошо сошлись, подружились. И это, наверное, было самым главным итогом нашего взаимного тогда путешествия. В результате, как говорят поэты, ко мне пришли строки.