Аничков дворец. Резиденция наследников престола. Вторая половина XVIII – начало XX в. Повседневная жизнь Российского императорского двора - стр. 30

Читая дневниковые записи Николая Павловича, складывается впечатление, что Александр I очень тепло относился к семье младшего брата. Судя по всему, император, фактически не имевший семьи, любил бывать в Аничковом дворце[154]. Он регулярно заходил к младшему брату, непременно бывая на половине его детей. Видимо, совершая свои регулярные прогулки по «большому императорскому кругу»[155], Александр I находил возможность на несколько минут заглянуть в семейный дом брата: «…дети в залах, у жены, Мария и Ангел, чай, проводит вечер, много смеялся» (18 марта 1822 г.); «прибывает Ангел, спускаюсь его встречать, большая лента, он идет впереди с детьми, поднялись, говорил, очень милостив, уходит, провожаю его» (21 января 1823 г.); «к детям, Ангел, поднялся, говорил, уходит, провожаю его к детям» (16 февраля 1823 г.).

Александр I на Дворцовой набережной. 1821 г.

Александра Федоровна упоминала, что «Император Александр… проявлял братскую доброту к Николаю и ко мне; он заходил к нам довольно часто по утрам, и его политические разговоры были в высшей степени интересны». Как упоминалось, Александр I часто заходил (заезжал) к брату буквально на минуту, проездом: «император, едет от Левашовой» (27 марта 1822 г.); «император, говорил, так добр, уходит» (29 марта 1822 г.); «Император, говорил, уходит» (8 апреля 1822 г.); «Император, говорил, ушел… Матушка, она заходит к нам посмотреть на детей, уходит» (9 апреля 1822 г.); «спустился встретить Ангела, поднялся, говорил, уходит, проводил» (10 марта 1824 г.); «встретили Ангела, заехавшего к нам, вернулись» (5 апреля 1824 г.); «Ангел приезжает из Царского Села, иду встречать, поднялся, говорил, уходит» (10 марта 1825 г.).

Как мы видим, Ольга Николаевна не погрешила против истины, когда писала, что Александр I «часто приходил к нам отдыхать от государственных забот и хорошо себя чувствовал в нашем тесном кругу, в котором все, благодаря Мама, дышало миром и счастьем сплоченной семейной жизни, так болезненно недостававшей ему. Государыня (Императрица Елизавета Алексеевна), бездетная и тяжело больная, уже долгое время не разделяла своей жизни с Императором» (у Елизаветы Алексеевны и Александра I обе дочери умерли во младенчестве: Мария (1799–1800) и Елизавета (1806–1808)).

Удивительно, что современники долго сохраняли в памяти предания о визитах императора в Аничков дворец. Например, 15 апреля 1884 г. (!!!) Государственный секретарь А.А. Половцов записал в дневнике, что граф Александр Владимирович Адлерберг, росший в Аничковом дворце, «рассказывает, что помнит мастерскую Доу в Зимнем дворце и то, как император Александр ходил туда для написания этого портрета, прибавляет, что хорошо помнит Александра I, который ежедневно после парада приезжал в Аничков дворец к великой княгине Александре Федоровне»[156].

Во время этих визитов периодически велись и серьезные разговоры: «потом Император, говорил о войне турецкой и испанской, великие истины, уезжает, Матушка у детей» (21 марта 1822 г.); «возвратился, Император, обед втроем, говорил о возможных следствиях греческой войны, потом о Татариновой[157] и Михайловском замке, уехал» (22 марта 1822 г.).

Понятно, что Александр I постепенно начал «натаскивать» младшего брата, знакомя его с раскладами внутренней и внешней политики, поскольку летом 1819 г. у них состоялся судьбоносный разговор, определивший будущность Николая Павловича. Об этом разговоре, состоявшемся 13 июля 1819 г. в ходе учений Гвардии в Красном Селе, вспоминали и Николай, и Александра. Как писал Николай I: «Государь начал говорить, что он с радостью видит наше семейное блаженство (тогда был у нас один старший сын Александр, и жена моя была беременна старшей дочерью Мариею), что он счастия сего никогда не знал, виня себя в связи, которую имел в молодости, что ни он, ни брат его Константин Павлович не были воспитаны так, чтобы уметь оценить с молодости сие счастие, что последствия для обоих были, что ни один ни другой не имели детей, которых бы признать могли, и что сие чувство самое для него тягостное… и что потому он решился, ибо считает сие долгом, отречься от правления с той минуты, когда почувствует сему время… Мы были поражены, как громом, в слезах, в рыдании от сей ужасной, неожиданной вести; мы молчали».