Английский для миллионеров - стр. 47
После урока Марианна хотела поговорить с учительницей наедине, но не вышло: в класс заявилась Валентина, за которой след в след шла математичка, а русичку она тут же увела прочь.
Петр Аркадьевич предупредил, что урок математики будет на английском – чтобы Даша привыкала.
Мариана признала, что это разумно. Словарного запаса на матеше большого не нужно – плюс, минус, разделить, умножить, куб, квадрат, пропорции… да, еще числительные. Марианне было интересно, как учительница справится.
Учительница справилась неплохо. Она была молодой, нервной, с резкими манерами и раскосыми черными глазами. На Марианну она глянула с неприязнью – догадалась, что та будет на уроке соглядатаем. Марианне эта роль тоже не нравилась.
Математичка английским владела неплохо, но говорила медленно, осторожно подбирая каждое слово. Произношение у нее было грубое, однако уж получше, чем у Аракчеева.
Вскоре стало ясно, что Даша ее все равно не понимает. Девочка снова ушла в себя и сидела, как столб, уставившись в учебник бездумным взглядом. Учительница сердилась, хотя старалась этого не показывать. Она была ужасно настырной: на русский так и не перешла. В конце концов, как-то исхитрилась и объяснила материал с помощью жестов, после чего Даша решила все примеры и получила «четыре».
Учительница скупо улыбнулась в знак одобрения и заставила повторять Дашу пройденное на уроке. Сила воли у математички была железная, Даша смирилась и покорно, безо всякого удовольствия, выполняла требуемое.
От того, что голос у математички был монотонен, и оттого, что в кабинете было тепло, а кресло – мягким и уютным, Марианну стало клонить в сон. Прошлой ночью она спала мало – готовилась к занятиям.
Как же страшно хотелось зевнуть! Даже челюсти сводило. Но зевнуть от души, с подвыванием и потягиванием, было никак нельзя.
И тогда, чтобы взбодриться, она стала думать о Петре Аркадьевиче. И это сработало. Она села прямо, подтянулась, как будто он мог ее видеть. Когда Марианна припоминала в деталях их беседы, и вовсе стало не до сна. Сами собой всплыли в памяти все ее проколы: и дурацкие очки, и испорченные рекомендации, и зонтик, и тапки, и реплики невпопад…
Мысленно Марианна перекраивала все их встречи. Она придумывала разные умные и язвительные ответы, которые показали бы ее в лучшем свете и дали бы Петру Аркадьевичу понять, что новая англичанка – не растяпа, не бестолковая вчерашняя выпускница, а личность, которую нужно уважать. Профессионал, к которому нужно прислушиваться.
У Марианны участилось дыхание, щеки налились жаром. Она и сама не понимала, чего так злится. Ведь Аракчеев намеренно ее не обижал, не грубил...
Его отношение к дочери вызывает много вопросов, но ведь он и впрямь знает ее лучше. И действует ради ее пользы. Ну, зануда, ну, властный, требовательный. Это тоже можно понять – будь он милым и уступчивым дяденькой, не добился бы того, чего добился.
Но почему ей так хочется поставить его на место? Заставить испытать растерянность, уязвить метким ответом? Может потому, что в его голосе всегда звучит железобетонная уверенность в собственной правоте – о чем бы ни шла речь?
Или потому, что от его тона и взгляда всегда веет холодком, как Северного моря? Или потому, что он требует, требует и требует, и дает понять, что выполнить его требования нужно во что бы то ни стало, и никакие оправдания не принимаются?