Англия страна скептиков - стр. 18
Б. По крайней мере в Лондоне, хотя я и испытываю некоторые неудобства, не умея водить машину. Но я много чего не могу. Я, к примеру, использую компьютер только как пишущую машинку. И завёл его лишь по одной причине – сломалась моя «Эрика».
А. Да, я понял, что ты впервые послал «имэйл» у меня дома.
Б. В этот приезд я многое увидел и сделал впервые: по Интернету купил книгу; «сходил» в библиотеку, то есть нашёл список нужной мне литературы – для чтения лекций в колледже; впервые я пошёл к офтальмологу, чтобы подобрать очки. И ты, кажется, нашёл для меня «Оптику» тоже по Интернету… В Лондоне многое из этого тоже было бы возможно, но виртуальная жизнь Америки ярче, многообразнее, шире. Или, к примеру, рождественская иллюминация: то, что ты мне показал в Кэнди-Кэн-Лэйн, я и представить не мог. А знаменитый парад роз, о котором я до этого только слышал…
А. Да, ты был удачлив и даже впервые увидел, как тушили реальный пожар в соседнем доме.
Б. Не впервые. В Советском Союзе я писал о пожарных. Например, о том, что они были одеты в куртки из синтетических материалов, поэтому, войдя в горящий дом, тут же превращались в горящий факел. Я внимательно рассматривал экипировку американских пожарных, когда они встали на защиту твоего дома, пока ты включал на заборе спринклеры. Пожалуй, они одеты даже лучше английских пожарных, а не только российских.
А. Да, пожарный в Калифорнии – профессия престижная: прекрасные зарплаты и пенсия, множество социальных льгот.
Б. В Англии отношение к ним иное… Нередко их можно видеть в многолюдных местах, у станций метро. Они собирают пожертвования на содержание команд, бастуют. Проблемы пожарных постоянно обсуждаются в прессе, и я по старой привычке стараюсь в деталях следить за их жизнью.
А. А скажи, как ты это делаешь, если утверждаешь, что английского не знаешь и читаешь с трудом? Об этом ты говорил и по нашему русскому радио…
Б. Это правда, я читаю по-английски плохо. Но когда я прихожу на сессии к моим студентам, мы обсуждаем газетные материалы в деталях, и у меня складывается достаточно полная картина о происходящем.
А. Хорошо, а как ты читаешь лекции английским студентам о русской литературе без знания языка? Или ты всё же его знаешь?
Б. Конечно, не знаю. Ты же слышал мой чудовищный английский на вашей вечеринке. К тому же, я не умею писать по-английски. Однако читать лекции могу. Потому что англичане в высшей степени терпимы к иностранцам. Им, знаю, интересно, что я рассказываю. Они приходят на мои лекции слушать не мой английский, а понять истоки мышления той «новой общности», которая называлась советский народ и которую я, вероятно, неплохо представляю. Английский же, как я думаю, у них превосходный. А для того чтобы преподавать русский, английский при моей методике мне просто мешал бы. Ведь я стараюсь на уроках, сессиях русского языка не произносить ни одного слова по-английски. И словарями запрещаю пользоваться и себе, и студентам. Знай я английский, я просто ленился бы добиваться, чтобы студенты меня понимали.
А. Но как ты общаешься с англичанами? Или в Лондоне всё же есть русская община?
Б. Нет, в Лондоне, конечно, не так, как в Калифорнии с её русскими магазинами, ресторанами и даже целыми районами… Но я жду, когда Лондон заговорит на русском, и всячески содействую этому. Мои слушатели, студенты-англичане, в отношении моих лингвистических способностей, думаю, ещё большие скептики, чем я. Потому, когда они становятся моими друзьями, у них нет выбора. Мы общаемся на русском языке. Никаких проблем.