Ангелы Ада - стр. 4
Приведем выдержки из писем Томпсона Кеннеди разных лет:
1960. «Если бы я не был так уверен в своем предназначении, то мог бы даже сказать, что на меня нахлынула депрессия. Но что-то она так как-то и не нахлынет, а кроме того всегда есть завтрашняя почта»… «Моя проза все еще отказывается продаваться… Начал Великий Пуэрториканский Роман и ожидаю, что в этом-то и будет вся собака зарыта».
1961. Роман продвигался плохо, и агент отказался его принять. «И вот мы снова разбиты, лодки, плывущие против течения», – писал он Кеннеди, цитируя Гэтсби, «орифламму его продолжающегося мученичества с Американской Мечтой».
1963. Кеннеди негативно отреагировал на «Дневник под Ромом» и посоветовал Томпсону бросить его. «Я решил переписать роман», – ответил он.
1964. Зарабатывание денег журналистикой не приносит ему никакого удовольствия. «Если повезет, я снова вернусь к писательству».
1965. Томпсон остается практически без средств к существованию и не может устроиться даже грузчиком. «…бьюсь над романом… проза не угнетает меня так, как журналистика. Это труднее и гораздо более пристойная для человека работа».
1965. Его статья «Мотоциклетные банды: Проигравшие и Аутсайдеры», напечатанная 17 мая 1965-го в The Nation, немедленно спровоцировала шесть предложений от издателей написать книгу об Ангелах Ада. «Я в истерике, предвкушая деньги… Самой лакомой фишкой момента, похоже, будет «Дневник под Ромом». Если бы роман был готов прямо сейчас, я бы смог выбить завтра 1500 долларов аванса. Но, как ни печально, он недостаточно хорош, чтобы его кому-то посылать».
1965. «Я должен бросить журналистику… и посвятить себя писательству, если я вообще способен. И если чего-то стою, то мне искренне кажется, что это будет в области прозы – единственный путь, которому я могу следовать со своим воображением, точкой зрения, инстинктами и всеми другими неуловимыми фишками, так нервирующими людей в моей журналистике».
А было ли то, что он писал, вообще журналистикой? Томпсон вскоре это, наконец, понял. Красной нитью в его письмах тех лет проходит презрение к прессе, представлявшей мейнстрим; он рассматривал их как льстивых шакалов, глашатаев-лизоблюдов «Ротари Клуба», американского правительства и истеблишмента Восточного побережья. Так называемым профессиональным объективным журналистам The New York Times он противопоставлял субъективную журналистику Х. Л. Менкена, Амброза Бирса, Джона Рида и Ай. Ф-Стоуна. Когда его вышвырнули за хулиганство из нью-йоркской Daily Record, он мрачно констатирует в письме: «С этого момента буду жить так, как мне кажется, я должен». И там же добавляет два главных правила для честолюбивых писателей: «Первое – никогда не смущаться использовать силу, и второе – максимально злоупотребить своим кредитом. Если ты помнишь это и если сможешь не потерять голову, то тогда есть шанс, что ты пробьешься».
О так называемой новой журналистике написано уже так много, что никто толком не может вспомнить, когда же она точно появилась. На рубеже 1965–1966 годов, когда Томпсон написал «Ангелов Ада», сложился целый круг признанных авторов, завоевавших вскоре себе огромную продвинутую аудиторию. Но в то время как Гэй Тейлизи, Джимми Бреслин, Труман Капоте, Том Вулф, Норман Мейлер и Терри Сауферн, обслуживая растущий спрос на «новую журналистику», окопались в