Ангел-телохранитель - стр. 15
И лучший друг погиб.
А он, он жив почему-то… Надо, наверное, переживать…
Но у него не было никаких эмоций. Никаких. Только где-то на дне мозга, в самой его глубине шевелился жалкий червячок, силясь проложить ходы и связать между собой фрагменты воспоминаний.
Жалкий, ничтожный червячок! Он никогда не преодолеет твердыню его окаменевшего от рубцов мозга – никогда.
Через пять дней он научился без запинки отвечать, что его зовут Владислав Сергеевич, что в машине были жена по имени Елена и друг по имени Владилен и что они погибли. Он один остался жив, но от удара вылетел через переднее стекло из машины (ремень, конечно же, не пристегивал!) и попал лицом прямо в пень. После чего лицо пришлось восстанавливать по фотографиям…
И еще у него есть дочь Полина, которая не сможет приехать к нему: занята.
А ему, собственно, и не надо.
Он много спал и мало бодрствовал – успокоительные, которыми его пичкали, делали свое дело. Он сам себе напоминал разбуженного зимнего медведя, злого и одновременно вялого, ослабевшего. Он порывался настоять, что вполне может обходиться без лекарств. Врач не соглашался. Влад спорил. Тогда Валерий Валерьевич уступил:
– Хорошо. Вы убедитесь в моей правоте. Успокоительные на завтра не назначаю.
Весь день он провел в необъяснимой тревоге и истерике. Он плакал, дрожали руки и ноги, было отчего-то все время холодно, и он мерз и плакал – неизвестно почему. Может, потому, что вдруг вспомнил, как в последний момент, завидев громаду грузовика, развернул машину, стараясь обойти опасность, инстинктивно защищая от максимального удара себя. И двоих пассажиров своей машины невольно подставил под удар. Укокошил. А сам жив.
И он попросил успокоительных.
Протянулась неделя, лишенная вкуса и запаха. Он по-прежнему чувствовал себя злым разбуженным медведем, бессильным большим зверем, пойманным спросонку в капкан.
За это время его не раз посещали бессвязные обрывки воспоминаний, то в снах, то наяву, которые не желали связываться между собой и превращаться в память. И к концу этой недели Влад снова затребовал снять лекарства.
– …Все это вместе: ваше посткоматозное состояние и последствия кровоизлияния, – журчал врач, увещевая, – привели к тому, что некоторые участки мозга временно выключены. Вы подвержены излишней слезливости и нервозности – эти явления хорошо известны при инсультах. Поверьте мне, на данном этапе прописанные вам средства – лучшее решение, – мягко говорил врач, но в глазах электрическими искрами пробегало раздражение. – Зачем вы от них отказываетесь? Снова проплачете весь день!
– Они мешают мне вспоминать!
– Это иллюзия, – ответил Валерий Валерьевич. – Успокоительные средства никоим образом не могут влиять на вашу амнезию! Напротив, они поддерживают состояние психического равновесия, в котором у вашей памяти куда больше шансов вернуться!
– Давайте все-таки снова попробуем, – ответил Влад. – От ваших уколов у меня голова ватная. Как старое одеяло, в котором вата уже давно распалась на слежалые клочки…
– Это не уколы, а мозговая травма виновата!.. Ну хорошо. Зря вы мне не доверяете, – обиженно произнес доктор, – но пусть будет по-вашему. Завтра колоть не будем. Тогда и увидите, что я был прав…
Он был прав, доктор. Владу пришлось признать это к концу дня. Он снова плакал, где-то отстраненно, с удивлением констатируя, что ему это совершенно не свойственно, но удержаться от слез не было никаких сил. Он плакал от благодарности к заботливой медсестре Зине, которая пришла, чтобы ввести ему порцию витаминов; он плакал при мысли, что жена и друг погибли; он плакал потому, что, хоть и невольно, убил их… Он плакал оттого, что солнце садилось, и закат почему-то рвал душу; оттого, что Зина прощалась до завтра, и ему казалось, что нет более ни одной близкой души во всем мире…