Ангел для Демона - стр. 2
Чувствую, как напрягается папина рука. Она тяжелеет, становится каменной.
– У моей дочери все получится! – отсекает на корню. – Катя поступит и поедет учиться в Париж, – сказал, как отрезал. Уверенно. Жёстко. Без тени сомнений.
Иногда мне самой тяжело от того как сильно папа верит в меня. Груз его ожиданий, который с каждым годом становится лишь больше, давит так, что боюсь не выдержать. Сломаюсь, и сама ну пойму как…
– Спасибо, – шепчу едва слышно, бросая на раскрасневшуюся Аню взгляд исподтишка.
– Всем приятного аппетита, – произносит отец, и в столовой становится тихо. Только слышно, как медленно колышутся шторы и стучат вилки с ножами.
Знакомая грусть медленно ложится на плечи, заставляет нахмуриться. Иногда мне кажется, что идеальный мир Ангеловых – это лишь игра, ширма, за которой прячется нечто большее. И я не уверена, хочу ли заглянуть в закулисье собственной жизни…
2. Ангел
Удобно устроив планшетку на коленях, пытаюсь нанести на бумагу нужные штрихи. Простой карандаш прыгает по гладкой поверхности, вырисовывая на ней образ девочки.
Малышка стоит у кромки моря, прижав ладошку к лицу, как козырёк и смотрит вдаль. Её тоненькое розовое платьице развевается при каждом порыве ветра, короткие волосы торчат в смешном беспорядке. Настоящая озорница. Проказница, каких невозможно не любить.
– Ну?! – сквозь пелену мыслей, слышу голос подруги. – И долго ты намерена меня игнорить?
Марина выхватывает их моих рук планшетку из-за чего на бумаге остаётся длинный чёрный след. Все мои старания оказываются испорченны, контур детской фигуры перечёркнут.
– Что ты делаешь? – спрашиваю спокойно, хотя у самой внутри всё клокочет. Не люблю, когда мешают работать. Особенно ненавижу, когда портят чужой труд.
– Пытаюсь достучаться до тебя, – подруга хмурит брови и отбрасывает планшетку, словно это не вещь, а грязь какая-то. – Ты пришла сюда для чего? Чтобы меня выслушать или своими художествами заниматься? – в глубине карих глаз девушки плещется обида. Возможно, даже злость. Кажется, я действительно перегнула палку.
– Мариш, – заправляю карандаш за ухо и тянусь к ней. Не отстраняется. Позволяет себя обнять. – Ты права. Прости меня, а. Я не должна была так вести себя. Просто девочка…
– Да плевать мне на твою девочку! – возмущённо кричит подруга и отталкивает меня. – У меня жизнь рушится, ты понимаешь?! Жизнь! А ты про какую-то девочку мне тут заливаешь!
С минуту смотрю на нее, не мигая. Вглядываюсь в знакомые черты лица и не узнаю их. Мы с Мариной знакомы с самого детства. Её отец всегда работал на моего, был его адвокатом и доверённым лицом. Папа во всём доверял дяде Коле, советовался с ним по всем вопросам. Наши семьи дружили, сколько я себя помню. Разве что, после смерти мамы, тётя Яна перестала нас навещать. Появлялась лишь изредка, от праздника к празднику. А вот с Мариной всё было по-другому. Мы учились вместе, жили в одной комнате в пансионе. Делились всем.
– Что случилось? – спрашиваю я, беря подругу за руку. Удивляюсь, насколько ледяной оказывается её кожа. Совсем холодная. Как у мёртвой…
Неприятные воспоминания пробуждаются на краю сознания, посылая волны дрожи по всему телу. В затылке начинает сильно колоть, в глазах рябит и становится трудно дышать. Понимаю, что если сейчас не успокоюсь, у меня начнётся приступ паники.