Ангел для Демона. Исцеление - стр. 2
– Доброе утро, моя майская девочка, – лёгкий поцелуй в щеку пробудил ото сна, улыбка расползлась по моему лицу и отозвалась лёгким покалыванием в груди.
Мама сидела рядом и смотрела на меня любящими небесно-голубыми глазами. Даже в самой обычной домашней одежде она выглядела прекрасно! Настоящая королева. Как бы мне хотелось быть похожей на неё…
Почувствовала как по щеке катится одинокая слеза и торопливо смахнула её. Грудь сдавило от накативших воспоминаний, стало трудно дышать.
– Я скучаю по тебе, – слабый шёпот слетел с губ, утонул в шуме поливной системы.
Свернувшись калачиком, подтянула под себя ноги и закрыла глаза. Было холодно, но слабое тело уже ничего не чувствовало. Перед мысленным взором всплыло лицо мамы. Иллюзия, будто она рядом и обнимает меня, успокоила расшатанные нервы, успокоила бешеное сердцебиение.
– Ты ведь доверяешь мне, милая? Доверяешь своей маме?
– Д-да…
– Тогда выпей, – протянула мне стакан. – Выпей. Ради меня. Чтобы мы всегда были вместе. Ты и я…
И я выпила. Сделала маленький глоток горького напитка, позволив ему обжечь горло. Мама улыбнулась, провела по моей щеке ладонью и залпом осушила свой бокал.
2. Демон
Безумие! Настоящее, мать его, безумие.
Я бил по боксёрской груше в надежде, что это поможет: злость выйдет через удары, выльется из тела вместе с потом. Но нет. Безуспешно.
Наваждение все ещё стояло перед глазами, а дрожащий голос Катя звучал в голове на повторе.
Когда она заговорила о Лене, думал не выдержу. Убью дуру на месте. Собственными руками задушу за то, что посмела клеветать на любимую. В ту секунду я ненавидел её. По-настоящему, всей душой, каждой клеткой гребаного тела. Она оправдала свою фамилию, показала себя достойной дочерью своего отца. Решила, что с мёртвыми воевать проще всего? Идиотка!
Смотрела на меня, полными слёз, небесными глазами и выплевывала ядовитые обвинения. Думала поверю? Проглочу и не замечу?
Ещё один удар, и груша отлетает в сторону. Ударяется об стену и жалобно скулит, умоляя о пощаде. Стаскиваю с кулаков перчатки, отшвыриваю их в сторону и медленно оседаю на пол. Кровавая пелена всё ещё стоит перед глазами, запах гари душит, выкручивает наизнанку. Хочется выть, кричать, орать до тех пор, пока эта боль не исчезнет. Пока не сдохну, потому что по-другому быть не может. Я не смогу забыть. Никогда не забуду удушающего отчаяния, что сдавило сердце при виде руин и пепелища. Не забуду своей ничтожности, когда сказали, что их больше нет. Не забуду картины, опускающихся в землю, гробов. Большого – Лены и маленького – нашего сына…
Сашка. Где же ты сейчас? Как живёшь? Чем дышишь? Помнишь ли меня?
Только мысли о нём не давали сломаться, заставляли идти дальше, несмотря ни на что. Найду! Верну себе и уже никогда не потеряю. А потом… раз и навсегда избавлюсь от Ангеловой. Иначе свихнусь, не выдержу. Не смогу жить с постоянным чувством вины и желанием обладать ею.
Я ненавижу и хочу её одновременно. До безумия, до напрягшихся вен в горле, готовых перекрыть дыхание в любой момент. До болезненно-твёрдого стояка в штанах, когда смотрю на её точеную фигурку или улавливаю в воздухе нежно-сладкий ванильный аромат Кати.
Даже сейчас, сидя в пропахшем кожей и потом, зале не мог избавиться от мыслей о ней. Хочу обладать ею. Прижимать к себе и снова чувствовать себя живым. Хочу видеть бескрайние океаны её глаз и тонуть в их тайных глубинах. Чтобы смотрела на меня как утром, прижималась ко мне и стонала от удовольствия…