Размер шрифта
-
+

Андрей Беспамятный: Кастинг Ивана Грозного - стр. 49

– Очнулся, хороший мой? Ничего не болит?

Андрей повернул голову. Возле постели сидела тонкая, словно молодой ковыль, девушка лет восемнадцати, с округлым лицом и крохотным носиком, голубыми глазами и русыми, судя по выбивающимся из-под платка прядям, волосами. Губы у нее тоже были маленькие и узкие – не рот, а крохотная черточка. На подбородке темнела небольшая ямочка, еще меньше рта. Из одежды на девушке была рубаха свободного покроя с длинными рукавами, поверх которой, словно очень большая майка, лежал сарафан с синими атласными лямками, расшитой красными цветами грудью и широким зеленым поясом, сделанным почему-то не на талии, а немного выше живота.

– Ты кто? – несколько грубовато вырвалось у него.

– Прасковья Куликова я, – почему-то покраснела девушка. – Меня Илья Федотович просил присмотреть за тобой. Сказывал, недужный сильно.

– Да, вроде, ничего, живой, – Андрей повел плечами, согнул и разогнул ноги, потом присел в постели. Кажется, у него действительно ничего больше не болело. Однако, на всякий случай, сержант сразу предупредил: – Вот только не помню ничего до того, как нашли. Провал в памяти.

– Вот, – девушка сняла со стоящего рядом стола деревянный поднос с пирогами. – Хозяйка велела расстегаи с судаком и пряженцы грибные тебе принести. Оголодал, верно, с дороги. А я за сбитенем горячим схожу.

Дождавшись, когда сиделка выйдет, Матях откинул тонкое шерстяное одеяло, поднялся. Покрутил, разминаясь, руками, пару раз присел. Чувствовал он себя здоровым, как никогда. Вот только припахивало из подмышек изрядно, даже сам чувствовал. Да и не удивительно: сам не мылся чуть не полмесяца, одежду почти неделю не снимал. Вот и сейчас его прямо в рубашке и штанах на тюфяк уложили. Хорошо хоть, поршни кто-то снять догадался.

Сержант подошел к окну, дотронулся до светящегося прямоугольника. Рама была затянута чем-то, напоминающим кальку или пергамент. Андрей снял запирающую окно палку, потянул створки на себя. В лицо тут же ударило теплым ветром. Далеко впереди он увидел деревню, окруженную полями и огородами, слева играла белыми острыми листьями небольшая ивовая рощица, справа зеленело пастбище, на котором выщипывали траву несколько коров и десятка полтора белых коз с длинными витыми рогами. Внизу, метрах в пяти под окном, начиналась светло-желтая накатанная дорога, которая заворачивала за рощицу.

Матях высунулся наружу: вправо и влево от окна, вплотную примыкая к его домику, уходил частокол. Высота стены от земли до кончиков остро отточенных бревен составляла не меньше трех этажей обычного блочного дома. В общем, особо не полазишь и так просто не выпрыгнешь. Натуральный острог.

Сержант вернулся к постели, выбрал с подноса небольшой жаренный пирожок, запустил в него зубы. Ничего, вкусно. Грибов и лука кухарка не пожалела, картошки совершенно не чувствуется. Прожевав первый пряженец, он взялся за второй, потом потянул к себе раскрытый сверху продолговатый, похожий на лодку, пирог, открывающий взору подернутую румяной корочкой рыбную начинку.

Дверь распахнулась, вошла девушка с большим деревянным ковшом в руках, и по комнате тут же растекся запах пряностей:

– Вот, сбитеня отведай.

– Меня Андреем зовут, – сказал Матях, принимая ковш, немного отпил.

По вкусу и цвету напиток напоминал чуть сладковатый бразильский кофе, перенасыщенный корицей, гвоздикой и цветочными ароматизаторами. Похоже, даже перцу добавили.

Страница 49