Анатомия одного предательства - стр. 17
Он пришел в себя от звона, нудного, монотонного звона в ушах, от которого голова разрывалась на части. Он лежал на чем-то мягком, но неудобном, сверху что-то давило, от чего трудно было дышать. Сквозь неумолчный звон доносились крики и стоны… Господи, где я?.. Что произошло?.. Сделав невероятное усилие, Илья выполз из-под груды одетых в зимние, мягкие и толстые шубы и куртки, тел. Кто-то был еще жив и тоже пытался шевелиться.
Из развороченного взрывом автобуса выползали, вываливались бесформенными кулями, окровавленные, изуродованные люди. Те, кто выжил. По чудом сохранившемуся стеклу стекали, оставляя красно-оранжевый след, какие-то омерзительные кровавые ошметки. Куски рваного железа торчали из тел. Живые выбирались сами, мертвые оставались лежать на том, что недавно было полом автобуса в лужах крови, над которыми в морозном воздухе поднимался легкий, мутный туман с острым тошнотворным запахом.
Илья вскарабкался на иссеченное осколками кресло и посмотрел вокруг. От задней половины автобуса ничего не осталось. Огромная машина, осев вниз, замерла на проезжей части искореженным чудовищем. Вокруг в оцепенении застыла вся улица, с ужасом заглядывая в разинутую жадную пасть смерти с торчащими, вывернутыми из своих мест пассажирскими сиденьями, со свисающими с потолка кусками обивки салона, с выгнутыми, помятыми, словно были бумажными, металлическими оконными рамами.
«Я живой!» Эта мысль вспыхнула в сознании яркой, удивленно-радостной вспышкой, от чего звон усилился. Илью замутило. Надо отсюда выбираться… Срочно выбираться… Руки его были в чьей-то крови и мелко дрожали, когда он, хватаясь за остатки кресел и металлических поручней, спотыкаясь о распростертые под ногами тела, выбирался из автобуса. Его оттолкнул какой-то человек в изодранной в клочья куртке, с безумными, выпученными от ужаса глазами. Не обращая на это внимания, Илья продолжал двигаться к выходу. Почему-то не в сторону оторванной взрывом задней части автобуса, а вперед, к передней двери.
Дверь выгнуло дугой и заклинило. Пострадавшие выбирались через разбитые окна. «Давай сюда!» – донеслось сквозь звон в голове до Ильи. Чья-то рука потянулась к нему через окно, задевая кожаным рукавом торчащие хищными акульими зубами осколки стекла. Он встал на сиденье уцелевшего кресла, чувствуя в ногах нарастающую слабость и зачем-то обернулся…
Она лежала под мертвой женщиной, огромной бесформенной тушей возвышавшейся в проходе между кресел. Ворсинки норковой шубы мертвеца слиплись от крови, а рукав был оторван вместе с рукой. Из-под окровавленной шубы торчал край ее светло-серой курточки, из-под серой вязанной шапочки выбились длинные русые пряди, спутанные, выпачканные в чем-то буром и липком. А большие серые глаза бессмысленно, не мигая смотрели в потолок.
– Ира! Иришка! – закричал Илья, перекрывая криком непрерывный звон, заполнивший его голову, и, оттолкнув спасительный кожаный рукав, бросился назад, к ней.
Мешая другим выжившим, закрывая им путь к спасению, он опустился коленями в мокрую кровавую лужу и стал вытаскивать ее из-под тяжелого мертвого тела. «Потерпи, потерпи… Я сейчас… Ира, Ирочка… Иришка!» В груди клокотали рыдания. Нет, она не может умереть! Не может! Потому что это чудовищно несправедливо! Потому что он не сможет жить, если она умрет!.. Оттолкнув в сторону невероятно тяжелый труп, он приподнял ее за плечи и потянул на себя. Голова в серой вязаной шапочке качнулась и свесилась на бок. Его сердце остановилось… Он дрожащими пальцами убрал с ее лица спутанные пряди русых волос. Безжизненные серые глаза слепо уставились в стену. Но это были глаза чужой, незнакомой девушки…