Анатомия обмана - стр. 15
– Я все поняла. Говорить с вами бесполезно.
Я не собиралась ни секунды оставаться в этом душном кабинете и тратить время на мерзавца Волкова. Да кто он такой?! Простой участковый! Нужно написать жалобу выше, подать на него в суд, раздавить как мелкую букашку. Чему меня научила самостоятельная жизнь, так это драться за свое. Вместо неказистого подростка я давно стала взрослой женщиной, способной постоять за себя и близких.
В некотором смысле гнев на Волкова пошел мне на пользу. Я была на взводе, и моя злость придавала сил. Выбежав из отдела полиции, я села в машину, вырулила на дорогу и выжала газ. Я понимала, что еду с непозволительной скоростью, но мне нужно было скорее добраться до своей старой школы.
Это место навсегда останется связанным с самым отвратительным и с самым прекрасным временем в моей жизни. Здесь я сполна познала, что такое быть изгоем, чувствовать свою ненужность, ощущать презрение других. Но здесь же я обрела первую любовь, научилась вновь видеть хорошее как в других, так и в себе. После выпускного я ни разу сюда не возвращалась. За девять лет школа сильно изменилась: вырос новый корпус, старые окна заменили на новые, отремонтировали крыльцо и лестницу, стены перекрасили. Так школа стала выглядеть по-настоящему современной, и, может быть поэтому, мне было не так сложно в нее войти.
Я помнила, что папиным заместителем была наша физичка Фаина Михайловна, поэтому направилась прямиком к ней. Ее класс я нашла по памяти и саму ее узнала сразу. За девять лет Фаина Михайловна заметно постарела: ее некогда рыжие волосы разбавила седина, лицо изрезали морщины.
– Фаина Михайловна, можно? – спросила я с порога.
– Да… А вы, простите, кто? – спустив на нос очки и прищурившись, поинтересовалась она.
– Вы меня не узнали. Я Эвелина. Эвелина Маркова, – ответила я и прошла в класс.
– Эвелина! Как ты изменилась! Совсем не узнать. Как ты похудела. И личико такое чистое, от прыщиков ни следа.
Видимо, я забыла со школьных времен, что физичка никогда не обладала чувством такта. Будь сейчас другая ситуация, я бы нашла что ей ответить.
– Фаина Михайловна, я пришла, чтобы сообщить о папиных похоронах. Все состоится в субботу. Прощание будет в зале ДК в двенадцать. Вы сообщите об этом учителям и ученикам? А еще я хотела попросить вас дать контакты бывших папиных учеников. Думаю, многие тоже захотят прийти и…
– Эм… Эвелина, – перебила меня Фаина Михайловна и вдруг взяла в свои костлявые ладони мою руку. – Дело слишком деликатное.
– О чем вы?
– Сегодня на большой перемене приходила полиция, мы побеседовали… – Фаина Михайловна замялась, словно кассета в старом магнитофоне. На ее щеках появились красные пятна, а ладони вспотели. Я догадывалась, к чему она клонит, но ждала, чтобы она сама об этом сказала. – Видишь ли, Эвелина, кончина твоего отца безусловно трагедия. – Фаина Михайловна наконец отпустила мою руку и как бы невзначай вытерла ладони о свою юбку. – Это невосполнимая утрата для всех нас, но в сложившихся обстоятельствах мы не можем себе позволить пышное прощание с Анатолием Леонидовичем.
– То есть как? Из-за каких-то несуразных домыслов придурочного участкового?! – вспылила я.
– Эвелина, что за выражения? В школе ты такой не была! – воскликнула Фаина Михайловна, демонстрируя праведный гнев.