Амур-батюшка. Золотая лихорадка - стр. 131
– Пусть узнают… Все равно не утаишь.
К полудню в зимник зашел Митька. Мать не решалась сама позвать отца к обеду и послала за ним сына.
– Ты где пропадал? – спросил Родион.
– На той стороне – у гольдов в деревне был на празднике, там в медведя играли, – ответил парень.
– Я ему никогда не запрещаю с гольдами гулять, пусть дружит, – пояснил Родион Бердышову. – Что, водки много было?
Митька сел на лавку и, рассказывая про праздник, как бы невзначай водил по мешкам ладонью.
– Что это вы привезли?
– Пойдем обедать. – Родион строго взглянул на сына и поднялся.
– А ты, паря, запасливый, – говорил Иван, заходя в горницу и увидев расставленные на столе бутылки. – А тут еще книги мои… – заметил он.
– Книги ваши очень девицам понравились, – приговаривала, суетясь, Петровна.
– Вот все тут. Ничего не жалею. Что имею, все для тебя выставил, все остатки. Мяса много, как жить без водки? Жирное без водки не идет.
– Теперь я знаю, почему Овчинниковы тебя богаче, хотя ты и лучше их охотник…
– Куда мне! – перебил Шишкин. – Я так не могу. Они торгуют, а я чего заведу – прожру, пропью. Они гольдов обирают, а я пожалею, позову к себе, напою их. Хоть я и бедный, но зато я староста, потому что охотник лучше их. У нас закон – лучшего охотника выбираем.
– Пожалуй, так и золото прожрешь.
– Черт его знает! Я и сам еще не знаю, куда его девать. Спрятать ли, с рук ли его.
– Ну, думай ладом! – усмехнулся Иван.
Затеяв все дело, Бердышов нашел в Родионе помощника рьяного, страстного в борьбе против нойонов. «Уж сорок лет мужику, а он все зубы скалит, борода то и дело разъезжается. У самого ребята выросли, а он все еще удалец!»
– Ты, Родион, как малое дитя, а жаден все же.
– Я сам замечаю, что как-то мне все баловать охота.
– О господи, господи! – вздохнула Петровна. – Ты и в Тамбовской губернии такой же баловень был.
– Нет, там я про баловство не думал. Там кусок хлеба тяжело давался. Я детства не видал – на помещика работал! А на Амур пришел и как-то нравом переменился.
– Под старость лет стал забавы наверстывать, которых сызмальства не достиг. Тебе все забавы!
– Я слыхал про тамбовцев… – сказал Иван, усмехнувшись. – Это не они ли с дубинками за громом бегали, думали, нойон поехал, ограбить его хотели?
– Нет, это орловцы-дубинники: гром гремит, а они думают – барин едет. «Ванька, – говорят, – айда догоним его с дубинами». А китайцев у нас нет.
– Паря, что такое? – удивился Бердышов. – Неужто у вас никаких нет народов, кроме русских? Занятно бы поглядеть!
– Вот я смотрю на тебя – чудная у тебя морда… Мельком на тебя взглянешь – азиат… Бурят или будто тунгус. А приглядишься – нет. Русский человек… глаза, ноздри… А заговоришь, глаза блеснут – опять будто дикарь…
– Одичал! – притворно сокрушался Бердышов.
– Вот ты мне что скажи, – спрашивал после обеда Родион, – есть черти или нет? А? Я полагаю, что нет. Чертей бабы придумали, чтобы было на кого сваливать. Но все же я признаю, что иной раз не все бывает чисто. Вот вчера мы ехали, и горы были по левой стороне, потом смотрю – горы справа пошли. Где верх, где низ – понять нельзя, будто другой рекой едем. А потом все обратно установилось.
– Да, такое дело не без чертей, – смеялся Иван.
– Чертей я не признаю! Ты тоже для баловства про них говоришь. Ты любишь людям головы морочить. Я знаю, сам ни в чох, ни в сон не веришь.