Амплуа убийцы. Следствие ведёт Рязанцева - стр. 8
– Ага
– Вить, а отследить, где находится Лебедева по её номеру можно?
– Если только телефон при ней.
– Попробуй, чем чёрт не шутит.
– Сделаем, Елена Аркадьевна.
– А пока будем исходить из того, что Вероники Лебедевой там нет. – Лена задумчиво повертела в руках ручку и продолжила: – Попробуем нарисовать картину происшествия. Что мы знаем? В девять часов вечера Лебедева выходит из дома своей матери в Починках и направляется на станцию. Время позднее, на улице темно, дорога идёт вдоль лесополосы. Если этот участок пути она преодолела без происшествий, то у себя дома она должна была появиться часов в одиннадцать – двенадцать. В подъезде на площадке первого этажа установлена камера. Ребята, найдите председателя ТСЖ или домоуправа, не знаю кто там у них, и посмотрите записи. Надеюсь, они их не стёрли. Нас интересует промежуток с восемнадцати часов вечера двадцать пятого апреля по семнадцать часов двадцать шестого.
– А зачем с восемнадцати, она же в Починках была? – удивлённо спросил Олег.
– Кто-то мог войти в квартиру до её возвращения. Например, вор. Лебедева могла застигнуть его врасплох, а тот её убить.
– Логично, – согласился Котов.
– Если выяснится, что Лебедева дома так и не появилась, надо организовать поиск. Прочесать Починки, особенно, путь от дома её матери до станции. – Лена вопросительно посмотрела на Махоркина.
– Будет исполнено, – улыбнулся начальник. – Витя, отзвонись сразу, как будет ясно. Я вышлю поисковую группу. А пока не будем бежать впереди паровоза. Ну что, все задания получили, а чем же вы сами займётесь, Елена Аркадьевна?
– В театр поеду, поговорю с коллегами Лебедевой.
Хрупкий стан метущейся по сцене танцовщицы, повинуясь трагическим аккордам музыки, изгибался дугой то в одну, то в другую сторону. Балерина взмахивала тонкими руками, стараясь передать внутреннее напряжение и показать ту грань переживаний, зайдя за которую теряешь рассудок.
– Ну что ты всё дёргаешься, Дорофеева, – недовольно покрикивал седовласый и немного грузный мужчина. – Эмоции мне дай. Э-мо-ци-и!
Балерина в последний раз взмахнула руками и шлёпнулась на пол, изящно уложив под себя одну ногу. Позвоночник словно резиновый изогнулся сначала назад, потом вперёд, голова поникла, а руки, описав кривую, упали на прозрачный корсаж юбки.
«Умерла», – сделала вывод Лена. – «Но как-то неубедительно».
– Что ты грохнулась, как подкошенная, – не унимался режиссёр. – Тебя же не подстрелили. Тебе сердце разбили. Ты должна умереть одухотворённо. А, – махнул рукой мужчина, – перерыв двадцать минут.
Измученные привередливостью режиссёра артисты балета поспешно покинули сцену. Валдис Жюлькявичюс (так было написано на афише) достал бутылку минеральной воды и залпом осушил почти всё её содержимое.
Лена вынырнула из своего укромного местечка на последнем ряду и направилась к сцене. Звук шагов поглощала красная ковровая дорожка.
– Здравствуйте! – Лена произнесла это не слишком громко, но от неожиданности режиссёр дёрнулся и выронил незакрытую бутылку. Расплёскивая остатки содержимого, бутылка стремительно покатилась по паркетным доскам театра, оставляя за собой влажный след.
– Это ещё что такое? – тем же грозным тоном, что и минуту назад прогрохотал мужчина. – Вы кто такая и что здесь делаете? – и, не получив ответа, заорал натренированным голосом: – Кто пустил?