Амир. Часть VII - стр. 33
Олаф ещё раз задумчиво осмотрел нас и вздохнул, Фиса не выдержала:
– Да уж изрекай!
И последовал рассказ о предательстве всех, кого он мог и хотел любить. Олаф говорил, не двигаясь и не опуская глаз. Он родился горбатым, кривобоким, с левой ногой значительно короче правой и заячьей губой. Родители сразу продали его в цирк уродов, где матерью ему стала бородатая женщина.
– Да как же с бородой-то…
Олаф усмехнулся и перевёл взгляд на меня, видимо, как на образец постоянно меняющейся внешности:
– Люди бывают разные.
Фиса только сокрушенно покачала головой, но Мари не спускала с него глаз – её такими рассказами не удивить. А я окинула его взглядом – это он был горбатым и кривобоким?
– Я выжил. И в возрасте двадцати лет решил посмотреть на свою семью. Отец погиб в войне с Польшей, мать горевала недолго, снова вышла замуж и уехала в имение нового мужа, всем заправляла сестра.
Подошёл к Фисе и убрал руки за спину.
– Ты ведьма, лекарка… знаешь, что бывает с беременной женщиной, когда она падает с лошади…
– Да какая ж дура-то, ребёночка небось сгубила!
– Выжил, это была моя мать.
– Так ты из-за энтого таким уродился…
– Она очень любила верхом скакать по рощам.
Первой его предала мать, он ей был не нужен – мешал весело проводить время. А потом предала сестра.
– Маришка уговорила меня остаться дома. Всё повторяла, что я её единственный родной человек, а потом продала местному колдуну.
– Силу он в тебе учуял! Рода всего Силу! У… стерва…
– Оказалось, что он сразу пришёл к Маришке, как только я вернулся.
Олаф в полной тишине прошёлся по столовой, несколько раз поднимал глаза на планеты, потом решительно вздохнул и обратился ко мне:
– Рина, я был созданием своей матери и воспитанником цирка… никогда не верил, что смогу полюбить, такой не имеет права любить.
– Олаф, любовь…
Он не дал мне возможности договорить, спокойным голосом продолжил:
– У колдуна не получалось забрать мою Силу, что-то шло не так, ритуалы не действовали. Он обращался со мной хорошо, часто повторял, что я ему не слуга, а друг. У него была дочь – очень красивая девушка, тихая, всё с книгами какими-то уединялась, а я грамоты не знал.
Странно он сказал последнюю фразу, что-то она значит в его повествовании. Так и оказалось:
– Агнешка всё чаще со мной гуляла по берегу пруда, помогала по хозяйству… яблоки любила собирать.
– Погодь… не та ли Агнешка, волос такой, как седина?
– Она.
– Олесь… так она же…
– Агнешка была дочерью своего отца.
Я не выдержала и закрыла руками лицо – она его предала, по указанию отца заставила его себя полюбить и предала. Твёрдые пальцы убрали мои руки и Олаф жёстко произнёс:
– Рина, не переживай – от того Олеся ничего не осталось.
– Осталось! Ты остался! Душа твоя израненная!
Он резко встал с колена и отошёл к стене. Я хотела сказать ещё что-то, но Мари схватила меня за руку, а Фиса зашипела на Олафа:
– Что ты, что ты…
– Фиса, пусть говорит… я дышу. Мари, я дышу. Олаф, говори.
Тёмные глаза стали совсем чёрными, и он быстро сказал:
– Говорить особо нечего.
– Она вышла за тебя замуж?
– Да.
– И ты отдал ей Силу?
– Не успел… Агнешка всё говорила о любви, но не смогла меня поцеловать. Из петли меня достал Амир.
И вдруг жёсткая усмешка изменила всё лицо, оно стало похоже на маску ужаса в театре:
– Кровь Амира победила моё физическое уродство – клыки и когти ничто по сравнению с тем, каким я был в человеческом обличье.