Амир. Цена одной ночи - стр. 26
Так нельзя, Вероника.
Что будет, то будет…
− И где ты подрабатываешь, Ника? – Голос Горгоны звучит намного мягче. С состраданием.
Или мне только кажется?
− В кафе. Официанткой.
− Мда. – Чёрный, как кофе взгляд, прокатывается по мне.
От головы до пят. Сканирует.
И закрыться хочется.
− Не много заработаешь на подобной работе. А операция на сердце, на сколько мне известно, стоит немало.
− Я в долг… попросила… - Говорю обтекаемо.
Понимаю, что другому вряд ли поверят.
А про Нину Ивановну с Амиром вообще распространяться нельзя. Я обещала.
− И что? Удалось?
− Операцию назначили на пятницу. – Киваю.
Отчего-то лезу в рюкзак. Слова сыплются сами по себе. Вырисовываются в предложения.
Подумать о том, что Горгоне это знать необязательно – не успеваю. Просто хочу доказать, что не лгу.
− Через три дня. У неё сейчас берут анализы… - Вытаскиваю документ из больницы о назначенной дате операции.
Взмахиваю перед лицом Алсу Азатовны.
Замираю, когда она берёт его в руки.
И смоляными глазами начинает бежать по строчкам.
Не дышу. Даже не говорю ничего.
Просто жду, пока преподаватель закончит читать. С чем поступила. Диагноз. Заключение врача.
− Вероника… - Ксерокопия документа вновь оказывается в моих руках. Обжигает пальцы. – Ты понимаешь, что болезнь матери – это не основание для того, чтобы не готовится к экзамену?
− Да… - Мой выдох похож на конвульсии перед смертью. - Да, я понимаю.
Она не поверила. Или поверила, но не прониклась.
Решила, что я не заслуживаю ещё одного шанса.
И сейчас просто влепит «неуд». Даже разбираться не станет.
Хотя, можно было бы. Ведь время для пересдачи ещё есть.
− Но я тебя понимаю. – Говорит со скрипом.
Смотрит недоверчиво. Подвох ищет.
Я же не дышу. Просто пропадаю в этих чёрных омутах глаз, начиная дышать часто-часто.
И вязкий комок из слёз проглотить пытаюсь.
− Когда моя мать умирала, я тоже училась. И знаю, как непросто взять себя в руки в этот момент.
− И вы… Вы ничего не смогли сделать?
− А я не могла. Это было не в моей компетенции. – Хмыкает.
Отворачивается к окну, избегая прямого контакта взглядом. И, как будто, в транс погружается.
− Только это никого не интересовало. Я в одночасье потеряла и мать, и отца, и мужа…
Снова выдыхает. Наваливается ладонями на подоконник.
Дышит тяжело.
Я же не дышу. Не знаю, сколько она носила это в себе, но отчего-то кажется, что Алсу Азатовне нужно выговориться.
И не спешу говорить.
− И пообещала, что буду заботиться о сестре. И о её малолетнем сыне, который тоже остался без отца. Постаралась взять семью в свои руки.
Разворачивается на сто восемьдесят градусов. Вперивается таким взглядом, от которого мурашки бегут по коже.
И кончиками пальцев по щекам пробегает.
Неужели, слёзы утирает?
− Так что я понимаю тебя, Вероника. – Произносит твёрже.
На миг – улыбается. Мягкой, нежной улыбкой. Полной грусти.
А потом снова берёт себя в руки. Обнимает за плечи.
И подбородок вверх вздёргивает.
Будто и не было этой секундной слабости с искренним признанием.
− Так что я разрешу тебе прийти ещё на одну пересдачу, Белевская. В следующий понедельник…
− Спасибо! – Слишком горячо выдыхаю.
Встречаюсь с ледяным женским взглядом. Морозным, как тонна льда.
Прикусываю губу. И слова благодарности пытаюсь сдержать.
− Но это будет последний шанс, Ника. Не сдашь – пеняй на себя. Вылетишь из ВУЗа.