Американский мультикультурализм. Интеллектуальная история и социально-политический контекст - стр. 2

. Мир «клиповой культуры» разительно отличается от «объективной действительности», представление о которой опосредовано социальным опытом, культурной традицией, институциональным воздействием. Он предстает перед человеком в качестве пространства множественных и противоречивых впечатлений, сменяющих друг друга знаково-символических образов и смысловых провокаций. Все это порождает необходимость постоянных усилий по отбору и комбинированию «активной» информации (причем, как справедливо отмечает Никлас Луман, такая «активная» информация не является «стабильной, переносимой и сохраняемой» – она всегда представляет собой «неожиданность», поскольку является ответом на спонтанно возникающий запрос[5]). В итоге происходит виртуализация мировосприятия – складывается своего рода буферная реальность, зависимая от «действительных» событий и процессов, но производная от их свободной интерпретации, толкования, связанных с ними коннотаций, от поиска человеком собственных координат в считывании и понимании окружающего мира.

В современных условиях виртуализация рассматривается как фактор, разительно меняющий характер любых общественных отношений. Более того, виртуальный мир формирует собственное социальное «бытие» – складываются целые сообщества, основанные на свободно смоделированной идентичности и существующие благодаря виртуальным коммуникациям. В противовес активно интернирующимся и обуздавшим волну новой социокультурной реальности, существуют группы людей, напротив, пытающиеся дистанцироваться или «спрятаться» от нее.

В основе данных реакций и процессов лежат особенности построения нового «виртуального мира».

Поток клиповых сюжетов предполагает относительно свободную игру с информацией, и даже его пассивное восприятие посредством массмедиа требует наличия определенных смысловых установок, принятия неких сценарных условий. Как никогда актуальной становится метафора «общество спектакля». Луман отмечает: «Современное общество по своей сущности является зрительским. Символом нового порядка становится экран. Современный человек оказывается включенным в движущийся и непрестанно меняющийся поток визуальной информации, множество исполняемых в обществе социальных ролей»[6]. Перформанс превращается в универсальную форму социального действия. Событие, которое не нашло свою аудиторию, не является реальным для «общества спектакля».

Экспансия культуры перформанса не столько уничтожает традиционные социокультурные институции и практики, сколько подменяет, симулирует их, «формируя пространство, не менее актуальное, чем сама реальность»[7]. Само по себе это не становится критичным явлением. Более того, в современной экономике, политике, культурной сфере наблюдается огромная востребованность людей с развитым клиповым сознанием и «игровой» моделью социального поведения (они, собственно, и составляют сердцевину «человеческого капитала», то есть тот самый «креативный класс», который обеспечивает потенциал и динамику инновационного роста). Но парадоксальным образом в культуру перформанса оказываются интегрированы и люди с традиционным мышлением, испытывающие стресс от «рефлексивной современности» и ностальгию по привычному, упорядоченному, «осмысленному» порядку вещей. Окружающий информационный хаос воспринимается ими как «симптом социальной дезориентации, износа и разрыва тех нитей, из которых была сплетена привычная сеть, связывающая людей в сообществе», как предвестник «тьмы, которая может опуститься, как только исчезнут границы земель, обозначающие объективные, постоянные, положительные пределы нашей совместной принадлежности некоему целому»