Амалин век - стр. 40
Дорога к кладбищу оказалась особенно тяжелой. Снежный наст пробивался под ногами, и порой санки едва двигались. Но Амалия не останавливалась.
Достигнув маминой могилы, она развела небольшой костер, чтобы отогреть промерзшую землю. Ее руки с трудом копали мерзлый грунт, но мысли были сосредоточены лишь на одном: Рената должна покоиться рядом с матерью.
Когда все было закончено, Амалия тяжело вздохнула, ощущая не только физическое истощение, но и глубокую пустоту внутри.
Мария и Эмилия в это время остались дома, присматривая за младшими, как Амалия велела. Никто из них не догадывался, через что пришлось пройти сестре в этот день…
В доме стало еще тише. Анна и Роза, которые когда-то наполняли комнаты радостными голосами, теперь уже давно не вставали с постели. Их худенькие тела с трудом выдерживали тяготы голодной жизни. Все усилия Амалии и оставшихся сестер накормить девочек хоть чем-нибудь заканчивались неудачей. Двойняшки даже не могли глотать.
– Полная дистрофия организма, – холодно и обреченно произнес фельдшер, заглянувший в дом по просьбе соседей. – Здесь медицина бессильна.
Через несколько дней Анна и Роза покинули этот мир. Амалия с Марией своими руками завернули девочек в половинки старой простыни с их родительской кровати. Без гроба, так же как и Ренату, их похоронили на кладбище. На этот раз двойняшек уложили поверх отца, рядом с могилами матери и сестры.
Амалия долго сидела между свежими насыпями. Бесчувственная тишина вокруг казалась глухим криком, который эхом отдавался в ее сердце. Лишь к ночи она поднялась, чтобы идти домой. Но вдруг ее ноги подломились, и она упала на могилу матери.
Глухие рыдания вырвались из ее груди. Сильная, стойкая Амалия, которая всю свою жизнь держалась, словно скала, не выдержала. Потери одна за другой, разрушившие ее семью, превратили эту скалу в песок.
Слезы текли без остановки, заливая холодную землю. Амалия лежала, не чувствуя ни пронизывающего холода, ни наступившей ночи, ни себя самой…
К двадцати двум годам Амалия похоронила семерых членов своей семьи. Каждый удар судьбы оставлял на ее душе глубокий шрам. Ей казалось, что ее жизнь превратилась в бесконечную череду потерь и лишений, где каждый новый год приносил только горе и отчаяние.
С каждым днем Амалия чувствовала себя всё более истощенной, не только физически, но и морально. Ее сердце стало твердым, словно камень, не от избытка силы, а от необходимости выживать в мире, который не оставлял места для слабости.
Однако даже в своих самых мрачных мыслях она не могла представить, что судьба готовит ей еще более суровые испытания. Ее жизнь, и без того истерзанная утратами, ждала новая волна страшных потрясений, которая перевернет все окончательно…
В дом постучали вечером. Настенные часы Лейс недавно променяли на пару бурячков, но Амалия по привычке посмотрела на пустую стенку.
– Должно быть где-то около семи, – промелькнуло в голове, – кто бы это мог быть в столь поздний час?
Гостей они уж точно не ждали. Вся семья в сборе сидела за столом и пила перед сном подобие чая: залитые кипятком высушенные на печи шкурки от свеклы.
Размышляя, что в такую стужу и мороз в их село чужие не придут, Амалия, даже не спрашивая, кто это, открыла дверь. Но этих людей она точно не знала. Первой в дом вошла женщина. Амалии показалось, что она была огромная как скала: в мужском широком овчинном полушубке и валенках. Ее сопровождали трое мужчин, тоже одетых по-зимнему. Двое из них держали в руках керосиновые фонари. Амалия разглядела на стекле клеймо в виде летучей мыши. Не каждый в селе мог себе позволить эти ветроустойчивые фитильные лампы, привезенные из Германии. Они имелись только у зажиточных односельчан. У Лейс тоже была одна, отец обычно брал ее с собой на рыбалку и охоту. Но Амалии в прошлом сентябре пришлось ее обменять на мешок початков кукурузы.