Амалин век - стр. 15
А особенно трудный для иностранцев звук Ы Давид уже прекрасно знал. Однажды в кузне, помогая отцу, он случайно ударил молотком по пальцу. Ноготь, конечно, почернел на следующий день, но боль в момент удара была такой, что мальчику хотелось завыть, как волк. Вместо этого, сжав зубы до скрежета и растянув губы, он позволил себе лишь глухое:
– Уыыы!
Так что Ы, которой в немецком языке просто не существует, стала для Давида знакомой и даже родной.
Со временем он смог упорядочить в своей голове хаос русского языка – с его множеством падежей, правил и бесчисленных исключений. Как опытный мастер, он подбирал слова так же аккуратно, как гайку к болту.
Но все же оставалась одна слабость – немецкий глагол "haben". Этот универсальный глагол, означающий "иметь", "есть", и просто связку слов, так глубоко укоренился в его речи, что Давид невольно вставлял его даже в русские предложения.
– Ну, ты хабэн, давай быстрее! – мог сказать он товарищу.
Эти случайные "хабэн" его самого ужасно раздражали, но у друзей неизменно вызывали смех.
Так Давид, хоть и старался изо всех сил стать "настоящим русским", все равно сохранял в себе теплый отблеск своей немецкой души.
А вот с техникой у Давида никогда не было никаких проблем. Каждую деталь трактора он мог определить вслепую, просто на ощупь. Будь то "Коломенец", "Запорожец" или "Фордзон-Путиловец", все, что выходило из строя, в его руках быстро обретало вторую жизнь. А одноцилиндровый двигатель "Карлика" Давид вообще разбирал и собирал с такой скоростью, что уже к концу рабочей смены маленький трактор пыхтел, свистел, ехал и уверенно пахал.
Товарищи по МТМ давно заметили, что Давид приходил на работу раньше всех и с нескрываемой радостью. Ему не нужно было напоминать или заставлять: он буквально жил мастерской. Вечером, когда другие рабочие спешили домой, он часто оставался, доводя начатое до совершенства или просто разбирая очередную загадку железного механизма. Не человек, а настоящая машина.
Заведующая, Нина Петровна, души не чаяла в трудолюбивом и рассудительном пареньке. Ее особенно восхищало, что, в отличие от многих совхозных трактористов, Давид не кичился своими знаниями и умением. Он никогда не прятался за фразами вроде "это не моя работа" или "пусть этим занимается специалист". Давид с готовностью брался за любое дело, а чаще сам предлагал помощь, если видел проблему.
– А ведь мог стать бродягой или попрошайкой, – не раз говорила она с гордостью. – Но нет, хватило силы духа и ума найти свое место в жизни. Вот ведь, на ноги твердо встал, как настоящий мужчина.
Одинокая коммунистка, Нина Петровна нередко называла Давида своим сыном, которого у нее никогда не было. И это было не просто словами – она действительно гордилась мальчишкой, который сумел превратить свою непростую судьбу в путь успеха.
Заведующий совхозной мастерской, дядя Антон, когда-то поручившийся за немецкого паренька, теперь тоже не скрывал удовлетворения. Давид оправдал его ожидания. Более того, он так вырос в мастерстве, что Антон доверял ему обучать других трактористов, хотя они зачастую были старше своего наставника.
– Говорил ведь, что толк из него будет, – любил повторять дядя Антон, поглядывая на трудолюбивого парня. – Вон как ребята на него равняются. Настоящая находка, а не работник.