Алый. С вопросами и ответами для почемучек - стр. 9

От цветов пахло так приятно, что даже закружилась голова, но стебли их будто зашевелились в руке. Показалось, они живые и ядовитые.

Стало неприятно, и я отложил цветы на пенёк.

«Свис-с-с-с-с!..» – пронеслись над поляной чирки. Еле заметен в тёмном небе их серебряный след.

Сумрак поднялся с земли, стемнело, и тогда послышался хриплый и ласковый голос за берёзами:

«Хорх… хорх… хорх… хорх…»

Длинноклювая, с косыми крыльями птица вылетела из-за леса и пошла над поляной – «хорх… хорх…», – то ныряя вниз, то вскидываясь, как бабочка.

Вальдшнеп! Вальдшнеп тянет!..

Совсем стемнело, и я пошёл к дому.

Холодом тянуло по земле, хрустела под ногами корка льда, схватившая лужи.

На опушке в лицо вдруг повеяло теплом. Земля оттаяла, согрелась за день, теперь воздух греется об неё.

Я шёл полем и вспоминал цветы, оставленные на пеньке. Снова показалось, что стебли их шевелятся, шевелятся в руке.

Я не знал, как называются эти цветы.

Потом только узнал – волчье лыко.

Ястреб – лесной охотник, к этому приспособлены его относительно короткие крылья и длинный хвост, работающий в качестве руля. У него спина и крылья тёмные, светлая грудь с тёмными пестринами: такая окраска маскирует его. Ястреб – охотник-«засадник». Он не летает по лесу в поисках добычи – так он распугал бы всю живность; вместо этого он часами неподвижно сидит на ветке, дожидаясь приближения жертвы.

Вальдшнеп – небольшой кулик с пёстрой рыже-бурой окраской и длинным клювом. Как и у многих других куликов, у него серповидные заострённые крылья. Вальдшнепы живут поодиночке в сырых лесах, днём прячутся, а ночью ходят между деревьями и достают клювом из-под листвы червей, улиток, личинок жуков. Зимуют они на юге.

Волчье лыко – невысокий (до 1,5 м) лесной кустарник. Ранней весной, когда ещё нет листьев, на нём появляются красивые розовые цветы, их пряный запах привлекает насекомых-опылителей. Созревшие ягоды ярко-красного цвета. Все части этого растения – кора, цветы, ягоды – очень ядовиты и вызывают сильное отравление.

Как-то в мае, когда снег уже потаял, я сидел на стуле, вынесенном из дому, и чистил ружье.

Дядя Зуй сидел рядом на чурбаке и заворачивал махорочную самокрутку.

– Видишь ты, какие дела-то… – сказал он. – Куры у меня не ноские.

– Яиц не несут?

– Яйцо в неделю – разве ж это носкость?

Такого слова я вроде не слыхал. Чудное – сразу в нем и «нос» и «кость».

Сквозь ружейные стволы я глянул в небо. В них вспыхнули и нанизались одно на другое светлые оранжевые кольца, где-то в конце стволов слились в голубой пятачок – кусок неба.

– Я уж тут новую несушку купил, – толковал дядя Зуй. – У Витьки Белова. У него все куры ноские.

Дочистив ружьё, я пошёл поглядеть на новую несушку.

Три курицы бродили у Зуюшки во дворе. Две-то были знакомые пеструшки, а третья – необыкновенного фиолетового цвета. Но вела она себя нормально, говорила «ко-ко-ко» и клевала намятую варёную картошку.

– Что это за масть у неё?

– Она белая, – сказал дядя Зуй. – Но, видишь ты, белые куры в каждом дворе, так я её чернилами приметил, чтоб не спутать.

– Гляди, станет она фиолетовые яйца носить.

Тут курица вдруг подошла ко мне и – хлоп! – клюнула в сапог.