Аляска – Крым: сделка века - стр. 24

– Что же, мой друг… Вы позволите Вас так называть, лорд? – Чайлдерс направился к своему столу и пригласил Клиффорда расположиться в громадном кожаном кресле напротив.

– Почту за честь, сэр Чайлдерс… – лорд принял в кресле несколько вальяжную позу, свойственную победителю, вознесенному на гребень славы.

– Премьер-министр Гладстон, несмотря на короткий срок пребывания на Downing Street, проникся нашей идеей.

Акцент на слове «нашей» заставил лорда несколько собраться и принять в кресле положение, более соответствующее посетителю, приглашённому на аудиенцию к военно-морскому министру. Сэр Чайлдерс, как опытный политик, заметил внезапную метаморфозу во внешнем облике лорда и, удовлетворённый своим талантом ставить людей на место одной фразой, продолжил:

– Глава Кабинета разделяет мою тревогу по поводу возможной активизации России в Чёрном море, но он пошёл еще дальше. Вступая в концессию, контролируемую Хьюзом и нашими акционерами, Корона не только упреждает все возможные поползновения в этом направлении французов и бельгийцев. Данные, которыми располагает Премьер, позволяют утверждать со стопроцентной уверенностью, что русские ближайшее время пойдут на всё, чтобы обеспечить к себе приток капитала. Эпоха их купечества подошла к концу, Императору Александру нужны железные дороги. А это громадные деньги. Имея долю в металлургическом производстве, мы будем не только в курсе их основных планов, но и сможем опосредованно влиять на их реализацию. Вы меня понимаете, лорд Клиффорд?

– Прекрасно понимаю, сэр! Акционеры? Потенциальные убытки?

– О, об этом не беспокойтесь. Они в накладе не останутся. Для многих из них наше предложение оказалось подарком. В Вашей компетенции – обеспечить возможность такого влияния.

10 октября 1869 г. Санкт-Петербург.

Фыркая и сердито качая головой, конь подчинился вознице, натянувшему поводья и экипаж, прибывший со стороны Фонтанки, остановился на Набережной обводного канала на некотором расстоянии от входа в Варшавский вокзал.

Щегольского вида мужчина, на вид – лет тридцати, тридцати пяти, одетый по последней европейской моде, оставил извозчику монету и тот, довольный достойной оплатой от состоятельного пассажира, подкинул её и негромко присвистнул, поднимая в знак благодарности потёртую, видавшую виды шапку.

– Оставь себе сдачу, милейший! – сказал пассажир вознице, после чего франт переложил жёлтый саквояж в свободную руку, поправив такую же жёлтую кожаную перчатку. Неспешным шагом он отправился в здание вокзала, обминая также медленно движущихся барышень в пышных платьях, озабоченных только тем, чтобы пронести в вокзальной сутолоке купола своих платьев неповрежденным мимо снующих с тележками носильщиков, самовольных купцов, их пышнотелых жён и разного другого люда, прибывшего сюда к отправлению поезда на Варшаву.

Зайдя в здание вокзала, путешественник поёжился – здесь хоть не настигал пронизывающий осенний ветер, превращающий любой, даже самый мелкий дождь, в орудие пыток.

Двумя пальцами извлекая из кармана жилетки часы на цепочке, путешественник огляделся вокруг и поспешил проследовать мимо касс и зала ожидания на перрон. Часы показывали без четверти три пополудни и до отправления поезда № 5 «Санкт-Петербург – Варшава» оставалось еще немногим менее часа. Состав еще не подали, потому мужчина с саквояжем решил скоротать время в салоне первого и второго классов, вывеску которого он заметил справа, сразу за буфетом.